Подписаться
на новости разделов:

Выберите RSS-ленту:

XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.

     
English English

Жизнь и реформы. Книга 2

 

Часть V. Грозный 1991 год

Отправные пункты | Глава 19. Поворот в советско-американских отношениях. Начало ядерного разоружения | Глава 20. Европа: поиск новых подходов | Глава 21. К новому миропорядку | Глава 22. Объединение Германии | Глава 23. От взаимопонимания к партнерству | Глава 24. Преодоление раскола Европы | Глава 25. Ближневосточный конфликт | Глава 26. Япония. Официальный визит президента СССР | Глава 27. Еще несколько портретов | Глава 28. Встреча "семерки" в Лондоне. Экономическое признание перестройки | Глава 29. Джордж Буш в Москве: за три недели до путча | Глава 30. Начало поворота | Глава 31. Янош Кадар. Судьбы венгерских реформ | Глава 32. Войцех Ярузельский - союзник и единомышленник | Глава 33. Чехословакия: синдром-68 | Глава 34. Тодор Живков и другие: кризис доверия в социалистическом содружестве | Глава 35. Югославия: расплата за задержку реформ? | Глава 36. Николае Чаушеску: падение самодержца | Глава 37. Хонеккер: отказ от перестройки | Глава 38. Диалоги с Фиделем Кастро | Глава 39. Москва и Пекин «закрывают прошлое, открывают будущее» | Глава 40. Вьетнам уходит с тропы войны. Лаос и Кампучия. Наш друг Монголия. КНДР | Глава 41. Еще раз «переменить всю точку зрения нашу на социализм» | Глава 42. Январь-июль. Угрозы и надежды | Глава 43. Август. Путч | Глава 44. Сентябрь-декабрь. Последние усилия и беловежский сговор | Глава 45. Мы и внешний мир после путча | Заключение | Делийская Декларация о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира | Проект. Договор о Союзе Суверенных Государств | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к парламентариям страны | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к участникам встречи в Алма-Ате по созданию Содружества Независимых Государств
 

Книга 1 

 

Глава 41. Еще раз «переменить всю точку зрения нашу на социализм»

 

«Третье измерение» перестройки и нового мышления
О причинах распада социалистического содружества
Социализм и новая цивилизация
Формула перестройки для МКД
Покончить с расколом левых сил
И опять в поиске
 

 

 

 


«Третье измерение» перестройки и нового мышления

     Это знаменитое ленинское выражение я повторял в книге по разным поводам неоднократно. Прежде всего оно напоминает, что я не первый и не последний, кому пришло в голову усомниться в тех или иных догматах коммунистической веры. Если сам Ленин пересматривал (и не раз!) многие каноны марксистского учения, значит, это не заказано и другим. А уж нам, живущим совсем в другую эпоху, не только можно, но жизненно необходимо время от времени проводить ревизию своего идеологического арсенала, обновлять теоретические воззрения с учетом происходящих вокруг бурных перемен.
     Такая работа исподволь делалась коллективно, можно сказать, марксистами всех стран. И не только марксистами, но и его критиками. Обращая внимание на ошибочность или устарелость тех или иных постулатов, они помогали «подчищать», осовременивать теорию, философские основы и методологию. В этот «коллективный ревизионизм» большой вклад внесли и отдельные смельчаки, которых ортодоксы, объявив еретиками, изгнали из партийных рядов, и целые партии, вступившие на путь так называемого еврокоммунизма. На Западе это понятие рассматривалось как признак прогрессивности, а у нас долгое время было ругательным.
     Еврокоммунизм, несомненно, был одним из источников нового мышления. Он оказал значительное влияние и на формирование моих взглядов — через общение с коммунистами из Италии, Франции и других стран. Но при всем уважении к новаторской роли наших западных коллег следует признать, что вступление социалистической мысли и практики в новый исторический этап своего развития больше всего обязано глубоким революционным переменам, происшедшим в нашей стране в связи с перестройкой.
     Вообще, говоря о перестройке и новом мышлении, имеют обычно в виду разрыв с тоталитаризмом, демократизацию общества в наше стране и окончание «холодной войны», повлекшее радикальные изменения в расстановке сил на мировой арене, во всей международной политике. Но к этим двум «измерениям» перестройки и нового мышления следует, безусловно, отнести и третье — переворот в понимании социализма в международном коммунистическом движении.
     Это движение прошло разные стадии. Пик его подъема пришелся на первые годы после Второй мировой войны, чему способствовали решающая роль Советского Союза в разгроме фашизма и мужественное участие коммунистов в сопротивлении гитлеровцам. Тогда международное коммунистическое движение, или, как его принято было у нас называть, МКД, было массовым. Многие компартии за пределами социалистического лагеря участвовали в формировании правительств или были близки к этому. Казалось, вот-вот и начнут сбываться предсказания основоположников марксизма о неизбежной победе коммунизма во всем мире.
     Однако история рассудила иначе. Закостенелость некогда действительно революционной теории, превращение ее в сборник догм помешали коммунистам идти в ногу с веком. Компартии одна за другой теряли свои позиции, превращались в малочисленные группы интеллектуалов, оторванных от рабочего движения, живущих на литературный труд. Чем больше их существование зависело от поддержки соцлагеря, в том числе материальной, тем меньше оставалось самостоятельности. Держались относительно независимо итальянцы, французы, еще несколько западноевропейских партий, но и они, находясь в системе МКД, вынуждены были подчиняться определенной «движенческой» дисциплине.
     А возможность вольного толкования марксистских истин, и без того ничтожная в партиях «ленинского типа», сокращалась. Начинавшееся противостояние КПСС и КПК, борьба за освободившееся после смерти Сталина положение коммуниста номер один между Хрущевым и Мао Цзэдуном побудили провести международные совещания компартий, на которых был выработан, по существу, обязательный к исполнению кодекс поведения коммунистов. Наряду с писаными нормами, содержавшимися в декларациях международных совещаний, были нормы, так сказать, неписаные, но не менее важные. К ним относились признание Москвы Меккой коммунистов, а КПСС — ведущей партией («партия-отец»). Сформировалась не имеющая аналогов в истории система отношений и связей, обеспечившая довольно высокое единство действий.
     Эта мировая крепость коммунизма выдержала, хотя и не без потерь, таранные удары, нанесенные ей маоизмом слева и еврокоммунизмом справа. Она неплохо выполняла функции идеологического инструмента нашей внешней политики, но в то же время жила и собственной жизнью, оказывая некоторое влияние на развитие советского государства и общества.
     Как секретарь горкома и крайкома, член Центрального Комитета я имел возможность судить об этом по собственному опыту и ощущениям. На каждый съезд КПСС в связи с юбилейными датами в Москву приглашались делегации практически всех коммунистических и рабочих партий (под последними подразумевались партии, выступавшие под различными наименованиями — трудовые, социалистические и т.д., которые придерживались марксистской ориентации и «числились» в рядах МКД). Аплодисментами, вставанием делегаты приветствовали каждого очередного коммунистического лидера, появлявшегося на трибуне, будь то генсек миллионной Итальянской компартии или малюсенькой Компартии острова Реюньон. Мы с огромным вниманием выслушивали их речи, обсуждали ту или иную мысль, высказанную прямо или, что бывало чаще, намеком в речах наших гостей. Но гораздо больше связанных с этим маленьких открытий значило ощущение слитности с могучей интернациональной силой и гордости за то, что именно наша партия является ее ядром, авангардом, головой.
     Проходили годы. Я набирался знаний и опыта, расставался со свойственной молодым готовностью принимать на веру высокую патетику. И все больше сомневался в искренности ораторов, повторявших от раза к разу, как заклинание, клятвы верности марксизму, восхваление нашей политики, проклятия по адресу американского империализма. Все чаще приходила мысль о театральности этого зрелища, о том, что международное коммунистическое движение, некогда действительно мощная сила обновления мира, исчерпала свои возможности, выдохлась, находится в стадии упадка. И главная причина этого одряхления в том, что слаб, потерял прежнюю привлекательность символ веры — идея социализма, воплощенная в советской модели.
От восхищения и уверенности в непобедимости МКд я, как, наверное, и все трезвомыслящие люди, пришел к пониманию того, что оно изжило себя и на смену ему должны прийти какие-то новые формы объединения и взаимодействия сторонников социальной справедливости.
     Вот эту задачу открытия возможностей для поиска новых форм солидарности я и называю «третьим измерением». Скажу честно, она была не менее сложна, чем первые две.


О причинах распада социалистического содружества

     Согласно нашей официальной формуле, головным отрядом МКД называлось «социалистическое содружество во главе с Советским Союзом». Распад Организации Варшавского Договора стал первым потрясением для международного коммунизма. И у нас, и за границей стали раздаваться голоса: Горбачев «сдал социалистические страны».
     Уместно спросить: кому принадлежат «отданные» страны? Ответ ясен: Польша — полякам, Чехия и Словакия — чехам и словакам, Венгрия — венграм, Болгария — болгарам...
     Что значит «отдать» целые страны и чуть ли не половину Европейского континента? Само обвинение такого рода с головой выдает тех, кто его выдвигает. Это — приверженцы имперской идеологии, права сильного распоряжаться чужими странами как своей собственностью, играть судьбами народов. Так что вопросы эти небезобидны. В них отражается политическое мышление уходящей эпохи. Цепляться за него, руководствоваться им в наше время, будь то в «восточном» или «западном» варианте, убийственно для человечества.
     В конечном счете за всем этим скрывается тоска по старым порядкам — «простым и понятным» стереотипам.
     О чем же должна идти речь, если не покидать почву реальности, делать значимые выводы из уроков истории?
     Становление социалистических режимов в Восточной Европе неразрывно связано с итогами Второй мировой войны. Оно явилось результатом двух главных факторов. С одной стороны, доминированием здесь Советского Союза с его вооруженной мощью. С другой — подъемом национально-освободительных и антифашистских демократических движений.
     Авторитет СССР был высок. Общественно-политическое развитие восточноевропейских стран в этих условиях оказалось подчиненным концепции перехода от капитализма к социализму и неизбежности его глобальной победы. В них стала насаждаться сталинская модель социализма, хотя и несколько модифицированная.
     При всех очевидных ее минусах командно-административная система позволяла сосредотачивать силы и средства на достижении приоритетных целей. Свою роль сыграла помощь Советского Союза, поставки дешевых энергетических ресурсов. Но это преимущество обесценивалось тем, что эти страны привязывались к советскому рынку и технике, отсекались от мировых хозяйственных связей. И они начали отставать. А попытки вырваться из «дружеских объятий» сверхдержавы пресекались неукоснительно. Так было в ГДР (1953 г.), Венгрии (1956 г.), Чехословакии (1968 г.).
     Взяв курс на обновление и демократизацию у себя в стране, мы обязаны были распространить его и на отношения с социалистическими странами. Признать не только на словах, но и на деле их право на самоопределение, на свободу выбора пути развития. Перестать использовать союзнические связи, чтобы навязывать свой образ мыслей, свою модель, свою политику.
     Как только были сняты рычаги внешнего воздействия, в странах Восточной Европы активизировались национальные демократические силы. Характер их деятельности определялся прежде всего остротой накопившихся национальных проблем, конкретными особенностями отношений с Советским Союзом, воздействием Запада. Так называемая «дифференцированная политика» государств НАТО была рассчитана на ослабление связей восточноевропейских стран с СССР. Западные пропагандистские центры подогревали антисоветские и даже антирусские настроения.
     Но надо признать: не в империалистических происках главная причина бурных перемен у наших соседей. За ними стояло неистребимое стремление каждого народа к свободе. Желание избавиться от иностранных военных баз и войск на своей территории. Не зависеть от произвола «старшего брата», от характера и склонностей очередного хозяина Кремля.
     Мы видели, как поднимались требования ухода американцев, когда их присутствие становилось чрезмерным, бесцеремонное поведение оскорбляло чувство национального достоинства в азиатских и латиноамериканских странах. Хорошо знали, чем кончилось американское вмешательство во Вьетнаме и во что вылилось наше вмешательство в Афганистане. Медлить дальше было нельзя, хотя и пришлось преодолевать сопротивление консерваторов — военных и штатских. Демонтаж неосталинистской модели общества в странах Восточной Европы в конце 1989 года сделал решение этих проблем неизбежным и неотложным.
     В начале 1990 года советское руководство выступило с Заявлением о постепенной перестройке устаревшей модели европейского баланса сил, которая сложилась в годы «холодной войны» и основывалась прежде всего на военном противостоянии. Мы выразили готовность по договоренности с союзными странами вывести или сократить советские войска, дислоцированные вне национальной территории. Было заявлено о возвращении домой в возможно короткие сроки советских солдат и офицеров из Чехословакии и Венгрии. Несколько позднее принято решение о выводе советских войск из Германии.
     Главное — мы сделали огромное доброе дело, дали возможность каждому народу без какого-либо давления определить свою судьбу. Конечно, не так просто сделать этот выбор — у одних процесс идет легче, у других острее, тяжелее.
     В научной дискуссии я, видимо, могу признать, что где-то мы могли поступить рациональнее, в чем-то ошибались. Как показало дальнейшее развитие событий, непродуманным оказался единовременный переход в торговых отношениях с восточноевропейскими странами на расчеты в свободно конвертируемой валюте. Ни нам, ни им это валюты не прибавило, зато привело к дезорганизации экономических связей. Были и другие неадекватные действия.
     Разумеется, то, что произошло в Восточной Европе в начале 90-х годов, во многом расходится с моими представлениями об оптимальном варианте процесса демократизации. Позитивные перемены сопровождаются болезненными срывами. Там, как и у нас, за шагом вперед то и дело следует отступление. Но в целом соседям удается, как мне кажется, с меньшими потерями одолеть переход к новому устройству жизни.
     Социально-политические реформы в России, СНГ, Восточной Европе далеки от завершенности. Путь впереди еще долгий и трудный. И самое важное, конечно, пройти его без крови. Так развивались события в Польше и Венгрии. Хотя в Чехословакии и Болгарии не обошлось без сведения политических счетов, охоты за ведьмами, все же достало культуры и здравомыслия не довести до драки. В Румынии режим Чаушеску сделал неизбежным народное восстание. Но самая трагическая судьба постигла Югославию.
     События в Восточной Европе приняли во многом непредсказуемый характер, потому что было упущено слишком много времени — буквально десятилетия! — для более плавных общественных процессов. Сказался главный порок автократической модели — неспособность к обновлению, самосовершенствованию.
     Нередко приходится слышать, что, «отдав соцстраны», мы потеряли союзников, ослабили свою обороноспособность. И это неверно. Прежде всего потому, что практически все бывшие союзники Советского Союза заинтересованы в сохранении дружественных отношений и сотрудничества с Россией, Украиной, Белоруссией, другими государствами бывшего СССР. Просто России нужно полнее реализовать эти возможности в своей восточноевропейской политике, что до сих пор, к сожалению, не делалось. А вот если послушать «ястребов» и попытаться заново привязать бывших союзников к своей «колеснице», то тем самым и будет нанесен ущерб нашей безопасности на коллективной основе, в рамках общеевропейских структур.
     Одним словом, потери мнимые, а приобретения ощутимые. И превыше всего — осознание того, что Россия никого не угнетает и не держит насильно в друзьях и союзниках. У нас часто цитировали фразу Маркса: «Не может быть свободен народ, угнетающий другие народы». Отпустив «на волю» всех, кто значился в «советском лагере», мы, можно сказать, точно последовали этой максиме. Свобода их и наша собственная — вот главный довод в защиту проводившейся мною политики.


Социализм и новая цивилизация

     Чаще всего критики «слева» утверждают, что в результате радикальных перемен, происшедших в странах Восточной Европы, соотношение сил на мировой арене коренным образом изменилось в ущерб социализму, в пользу капитализма. Все то же черно-белое мышление, нежелание и неумение понять, что «двоичная» система отчаянно устарела. На дворе другая эпоха, когда существуют и борются за место под солнцем не одни марксисты и немарксисты, а множество других идеологических доктрин. Современная политическая жизнь чрезвычайно многообразна, наряду со сходством проявляется множество различий в устройстве экономических отношений, политических институтов, формах культуры. Наконец, самое существенное для проблемы, о которой идет речь: сами исходные понятия капитализма и социализма нуждаются в переосмыслении.
     И у себя в стране, и за границей мне в разных аудиториях часто задавали один и тот же вопрос: «Кто вы — коммунист, социалист, демократ?» Признаюсь, поначалу я становился в тупик. Простой ответ на достаточно сложный вопрос неизбежно граничит с упрощенчеством. По положению я был, разумеется, коммунистом, и не простым, а лидером партии.
     Социализм рассматривался как первая фаза коммунистического общества, наша страна была Союзом Социалистических Республик — следовательно, я имел право считать себя по убеждениям и социалистом.
Ну а что касается демократии, то мы присягали ей на каждом шагу. Ленин говорил, что социализм без нее невозможен, Конституция наша провозглашала демократические права- и свободы. Словом, опять-таки я не то что имел право, а обязан был считать себя демократом.
     Вслед за этим первым суждением следовало договориться, что именно понимать под названными терминами. Коммунизм, как он описан в произведениях Маркса и Энгельса, или как выглядит в интерпретации Ленина, или как он воплощен в сталинской модели? А что понимать под социализмом, какую из многих сотен доктрин? Не проще обстоит дело и с понятием демократии.
     Так что, если бы я пустился по-научному разбираться в этом со своими слушателями, понадобилось бы написать целый трактат. Такие трактаты, кстати, в изобилии пишутся, надо думать, помогают приблизиться к истине, но мне ведь приходилось отвечать на совершенно конкретный вопрос, глядя в глаза людям. И от моих ответов зависело очень многое.
     Итак, кто же я? Хочу дать некоторые пояснения. Если я отказался от слова «коммунист», то вовсе не потому, что против концепции бесклассового общества. Просто я не очень верю, что в ближайшую пару сотен лет можно будет исключить из общественной жизни всякую социальную борьбу и добиться идеальной гармонии. Ну а кроме того, самое понятие коммунизма связывается в сознании очень многих в современном мире со сталинской системой. Может быть, с годами, десятилетиями это пройдет, но в любом случае я не хочу связывать себя с лозунгами насильственной революции, диктатуры, оправданием любых средств достижения цели.
     Понятие социализма также подразумевает определенную модель общественного устройства. Оно могло быть отнесено не только к Советскому Союзу и Китаю, другим странам, которые называли себя социалистическими. Социализм объявлялся целью развития в Индии, Египте, Сомали, многих других развивающихся странах. А по мнению некоторых весьма авторитетных ученых и политиков, в демократических государствах Запада также существует смешанная экономика, применяются наряду с капиталистическими социалистические принципы.
     Поэтому я и остановился на понятии «социалистическая идея». Она предполагает стремление к такому устройству общества, при котором обеспечивается максимум возможной в данных условиях социальной справедливости, гражданам гарантируются политические свободы и социальные права, люди имеют возможность проявить свои таланты, способности, предприимчивость, и в то же время государство заботится о достойном существовании социально уязвимых слоев населения. Добавьте к этому прочные демократические институты, законность, свободные выборы, миролюбивую внешнюю политику — вот, пожалуй, тот минимум, с которым согласится сегодня каждый разумный человек, желающий блага себе, своим соотечественникам, всему миру.
Как видите, ничего оригинального. Но я и не претендую на оригинальность. Как раз наоборот. Мне кажется, что искать оптимальную общественную модель следует, отправляясь не от умозрительных схем, а от жизненных условий, от того, что понятно каждому и к чему стремится большинство. В этом случае речь пойдет не об очередной утопии, а о вполне достижимой цели, отвечающей народным интересам.
     Если спросят, что для меня главное в современной трактовке социалистической идеи, то это — ее общечеловеческое содержание.
     Прежде всего я понимаю под этим необходимость ставить во главу угла интересы не какого-то одного класса, а всего общества, всех социальных слоев. В учении Маркса и Ленина такой подход тоже не отрицался, но считалось, что путь к гармонии пролегает через диктатуру пролетариата, классовое насилие. Революционерам XIX века этот путь казался единственно возможным для прорыва в «царство свободы». Но опыт нашей страны и многих других в XX столетии показал, что он не продуктивен. Даже если насилие позволяет быстрее решить какие-то национальные задачи — в большой перспективе за эти кратковременные и большей частью иллюзорные достижения приходится платить крайне дорогой ценой.
     Ну и второе — признание приоритета общечеловеческих ценностей в мировом масштабе над интересами отдельных стран. Кстати, и в этом отношении мы ничуть не противоречим принципиальной идее марксизма об интернациональном характере социалистического движения. Только с очень важным уточнением — речь должна идти не о солидарности одного пролетариата, а о солидарности всех народов в их очень сложной и продолжающей, к сожалению, усложняться борьбе за выживание, решение многочисленных глобальных проблем, за мир и достойное будущее.
     Идея интернациональной солидарности все-таки пробивает себе дорогу. Ей приходится преодолевать эгоизм общины, нации, государств, свойственный практически всем. В тех же Соединенных Штатах эгоизм, пожалуй, почище нашего. Ведь очень трудно, например, убедить американцев, что им надо вносить гораздо более крупный вклад в экологические усилия мирового сообщества не только потому, что эта страна богаче других, а прежде всего потому, что она в десятки и сотни раз потребляет больше ресурсов и больше отравляет мировой климат отбросами своей огромной индустрии.
     Будущее видится мне не как воплощение какой-то одной универсальной доктрины, а как многообразие путей развития при безусловном доминировании общечеловеческих ценностей. Каждый народ вправе жить, как ему хочется. И международное сообщество не должно навязывать ему свои вкусы, за исключением тех случаев, когда тираны и диктаторы совершают геноцид в собственной стране. Но, живя своим умом, каждый народ в то же время обязан соблюдать требования международного права, которые сегодня включают не только соблюдение безопасности, предотвращение войн, но и сохранение общими усилиями Матери-Природы, признание демократических институтов, прав и свобод человека.
     И если внимательно присмотреться к тому, что происходит в мире, еще раз вчитаться в документы Организации Объединенных Наций, многочисленные декларации правительств, можно понять, что мы находимся на пороге новой гуманистической цивилизации. Собственно говоря, ее идейные критерии уже определились и нашли мировое признание, а вот практическое строительство намного отстает. Здание этой цивилизации по большей части существует пока в чертежах, виден только ее каркас. Но я верю, что удастся преодолеть препятствия на пути к мироустройству, в котором на равных правах, в некоей целостности будут взаимодействовать социалистическая, демократическая, либеральная и другие гуманистические идеи.


Формула перестройки для МКД

     Эти вопросы и были в центре моих бесед с руководителями компартий. Начались они буквально на другой день после моего избрания генсеком — с приехавшими на похороны Черненко (лидеры Итальянской компартии А.Натта, Японской — Т.Фува и другие). Но тогда встречи были накоротке, сводились к взаимным заверениям о желании наладить сотрудничество между партиями.
     К началу 1985 года линия КПСС в комдвижении была крайне неопределенной. Основной целью в отношениях с партиями считалось «настраивать» их на нашу политическую волну. Главный критерий оценки деятельности друзей был донельзя примитивен: поддерживает нас — хорошая партия, критикует — плохая. При этом практически любая критика советской действительности воспринималась как чуть ли не антисоветизм, даже антикоммунизм.
     В ходе встреч добивались не столько откровенного, честного обмена мнениями, сколько обязательного упоминания в итоговых документах терминов «марксизм-ленинизм», «пролетарский интернационализм». Хотя уже в 1976 году на Берлинской конференции компартий Европы КПСС была вынуждена подписать документ, в котором признается как более соответствующее духу времени понятие «интернациональная солидарность». Словом, это была линия на консервацию старых идей и представлений.
     В определенной мере положение дел зависело от руководства Международного отдела ЦК, во главе которого десятилетия (по существу, почти весь послевоенный период) в той или иной роли находился Борис Николаевич Пономарев. Человек больших знаний, бесспорный противник сталинизма (Сталина в разговорах называл не иначе как «культ»), он тем не менее стоял на догматических позициях. И хотя состав отдела подобрал сильный, энергичный, работа его свежестью идей не отличалась.
     Дело было, конечно, не только в отделе. Материалы, подготовленные в секторах, попадали «наверх», то есть к Суслову, и просеивались сквозь сито Секретариата ЦК, после чего приобретали вполне «сермяжный» вид.
На XXVII съезде КПСС в политическом докладе ЦК была сделана попытка сформулировать обновленный подход к коммунистическому движению и его проблемам. В частности, говорилось: «КПСС не драматизирует того, что между коммунистическими партиями не всегда и не во всем есть полное единодушие. Тождества взглядов по всем без исключения вопросам, видимо, вообще быть не может». Указывалось, что КПСС понимает единство движения не как нечто механическое, заранее данное, но как солидарность, безусловно, равноправное сотрудничество в борьбе за общие цели.
     На съезде присутствовали представители десятков коммунистических, некоторых социал-демократических партий. Они встречались с нами и активно «контактировали» между собой. По существу, вокруг съезда шло нечто вроде неформального совещания представителей левого крыла мирового общественного движения. И господствовавшее там мнение, пожалуй, лучше всех выразил афоризмом Председатель Компартии Финляндии А.Аалто: «То, как вы сами взяли себя за шиворот и принялись вытряхивать все, что чуждо социализму, не может не удивить». Итальянские товарищи, а также делегации коммунистов Уругвая, Люксембурга и другие особенно высоко оценили постановку вопроса о целостности и многообразии современного мира, о значении общечеловеческих ценностей и интересов.
     Естественно, регулярно возникал вопрос о коммунистическом движении, его состоянии и перспективах. Мои собеседники были явно обеспокоены, чувствовали, что дело идет на спад, угрожает оставить коммунистов на обочине исторического процесса. Открыто говорил об этом Председатель Коммунистической партии Бельгии Луи Ван Гейт, человек с аналитическим складом ума. «Многие партии, — говорил он, — растеряны, у нас нет ясности и по тактике, и особенно во взглядах на перспективу, возможность реализации социалистической идеи. Одна из причин — скептицизм в отношении «реального социализма» (так принято было называть соцстраны). Даже если вы успешно выполните только свои ближайшие планы, покажете, что развитие страны ускоряется, — это может стать началом перелома в развитии коммунистического движения».
     Однако далеко не все партии, их руководители готовы были приветствовать перемены. Многие восприняли наши робкие по тому времени новации настороженно, с опаской: не запахло ли тут ревизионизмом? Заботило и крайнее нежелание идти на какое-то коллективное обсуждение общих проблем. Я обратил на это внимание еще в 1985 году, встречаясь с Генеральным секретарем Португальской компартии Ал-варо Куньялом. Он сетовал по поводу того, что не удается собрать западноевропейские компартии. Каждая партия тогда старательно доказывала свою независимость. За этим стояло стремление не только избавиться от навязчивой опеки КПСС, но и опровергнуть тезис о коммунистах как «агентах Москвы». Становилось ясно, что совещания компартий старого типа, принимавшие обязательные для всех документы, отжили свой век. Да и рост многообразия условий деятельности партий, требовавший дифференциации позиций, делал бесперспективной выработку того, что называлось «общей линией».
     Вместе с тем совместные неформальные обсуждения, обмен мнениями, свободная дискуссия оставались необходимыми. Эту мысль я высказал лидеру Французской компартии Ж.Марше. Он согласился. Потом поговорили с итальянскими товарищами, и они поддержали предложенный подход, хотя не без колебаний.
     После XXVII съезда партии секретарем по международным вопросам стал Анатолий Федорович Добрынин. Опытный политик, дипломат, он до той поры не имел прямого соприкосновения с проблемами коммунистического движения. Это его смущало — видно было по беседам после избрания. Но расчет мой был на то, что свежий, непредубежденный взгляд поможет ему реализовать новые подходы. Была и другая сторона дела. До 1985 года, в силу завоеванного МИДом особого положения, за ним фактически сохранялась монополия на инициативы в нашей внешней политике. Выдвижение Добрынина позволяло подключить к этому потенциал Международного отдела ЦК.
     На совещании в ЦК КПСС сразу после съезда (10 марта 1986 года) я высказался за серьезное обновление арсенала идей, с которыми мы обращаемся к другим государствам и общественным движениям. В отношениях с коммунистическими и рабочими партиями — окончательно отойти от «коминтерновского духа», обеспечить объективность информации, иначе будем становиться жертвами неточных, а то и ложных сведений. Все эти наставления не прошли даром. Международные отделы ЦК явно оживились; особенно воспрянули духом думающие, творческие люди, каких там было побольше, чем в остальном аппарате.
     К работе с приезжавшими к нам делегациями я подключил членов руководства, да и сам встречался с лидерами многих партий. Наши контакты показали, что их позиции становятся все более дифференцированными. Одни энергично поддерживали наш реформаторский курс, видели в нем шанс на обновление «реального социализма» и МКД, искали свой вариант перестройки. Другие впадали в сомнения, все больше усматривали в наших начинаниях «ересь» и «отступничество» — словом, выступали в роли зарубежных «нинандреевых». Началось размежевание и внутри некоторых партий — возникали «проперестроечные» и «антиперестроечные» течения.
Внешне, во всяком случае, до 1988—1989 годов это не было заметно, перестройка получала широкую словесную поддержку практически повсюду. В последующем колебания стали просматриваться в печати партий, выступлениях их руководителей. Самокритика КПСС, признание тоталитарного характера существовавшего в СССР режима, гласность, переросшая в свободу критики партийного и государственного руководства, — все это превращалось в настоящее «пугало» для некоторых коммунистических аксакалов, привыкших к спокойной жизни обеспеченных «революционеров».
     Для политических противников коммунистов неудача «коммунистического эксперимента» была долгожданным подарком. Они старались представить дело так, будто речь идет о крахе самой социалистической идеи. Разумеется, это — никчемная попытка. Но для многих честных и убежденных коммунистов все случившееся в последние годы было потрясением основ, большой личной драмой.


Покончить с расколом левых сил

     Отказ от доктрины насильственной революции в пользу глубоких социальных реформ, признание приоритета общечеловеческих ценностей, правового государства и гражданского общества — все это открывает возможность для устранения раскола социалистического движения.
     Когда в 1903 году на II съезде РСДРП произошло размежевание между двумя группами российских «эсдеков», мир не обратил на это никакого внимания. Кому могло прийти в голову, что произошло трагическое событие, которое наложит отпечаток на все XX столетие. Спор большевиков и меньшевиков перерос в глубокий раскол коммунистов и социал-демократов. Возник он вроде бы по малозначительному организационному вопросу, а в действительности за ним стояло принципиальное различие в выборе средств борьбы. Большевизм — это ставка на революцию и диктатуру, меньшевизм — предпочтение реформ и демократии.
     Должен сознаться, что и сам я не сразу пришел к выводу о необходимости покончить с вековым противостоянием, с накопившейся горой взаимных претензий, недоверия, враждебности. Сначала присматривался, пытался лучше понять философию, политические убеждения, нравственные позиции людей, связавших свою судьбу с социал-демократией. И знакомство мое началось задолго до прихода на пост генсека. Первый мой диалог как генсека с представителями социал-демократии состоялся 22 марта 1985 года. В состав делегации Консультативного совета Социалистического интернационала по разоружению, возглавлявшейся вице-председателем Интернационала и видным деятелем финской социал-демократии Калеви Сорса, входили представители десяти партий. Мнения сторон по проблематике разоружения оказались сходными, цели совпадали.
     Для меня, однако, особый интерес представлял вопрос: есть ли возможность расширить диалог, начать политическое взаимодействие с Социнтерном? И ответ на него я получил в ходе нескольких своих встреч с председателем Социнтерна Вилли Брандтом. Первая состоялась 27 мая 1985 года. В разговоре и на этот раз затрагивались прежде всего вопросы международно-политического характера, но намного шире и масштабней — как прекратить «холодную войну», преодолеть раскол мира, какой может быть роль в этом Западной Европы. Проникнувшись взаимной симпатией, мы договорились поддерживать постоянный контакт через доверенных лиц путем обмена письмами. И уже на следующей встрече (5 апреля 1988 года) далеко вышли за рамки безопасности и разоружения.
     Брандт прилетел на этот раз вскоре после публикации в «Советской России» статьи Нины Андреевой, накануне ответа ей «Правды». И первым вопросом, который был задан нашим товарищам сопровождавшим его Эгоном Баром, было: что значит эта статья, поворот? Брандт проявил серьезное понимание проблем перестройки КПСС, искреннюю заинтересованность в успехе начатого нами дела.
     А дискуссия о новом видении социалистической идеи с неизбежностью подвела к отношениям между КПСС и СДПГ, шире — коммунистами и социал-демократами. Напрямую была затронута тема: не настало ли время преодолеть застарелую болезнь рабочего движения? Речь не заходила о конкретных мероприятиях организационного плана, касалась возможности восстановления широкого диалога и многоцелевого взаимодействия.
     Подводя итоги, я отметил:
     — Теперь уровень наших взаимоотношений позволяет плодотворно взаимодействовать по проблемам, которые вряд ли могут быть решены без активного и конструктивного участия КПСС и Социнтерна, других демократических сил Европы.
     Брандт согласился.
     Забегая вперед, хочу отметить: в последующие годы я еще не раз встречался с Брандтом. С этим замечательным человеком, одним из крупнейших политических деятелей нашего времени, у меня сложились дружеские отношения. Мы все чаще углублялись в проблемы будущего человечества, путей прогресса, роли левых сил, содержания социалистической идеи в новых условиях. По предложению Брандта я написал на эту тему статью в журнал «Социализм будущего». Затем он направил мне приглашение участвовать в очередном конгрессе Социнтерна в Берлине. Я сделал это. К сожалению, самого Брандта на конгрессе не было — он был уже тяжело болен.
В 1985—1987 годах мне пришлось встретиться с другими видными деятелями Социалистического интернационала: Йоханнесом Рау, руководителем крупнейшей в ФРГ организации СДПГ Северного Рейна-Вестфалии; Пьером Моруа, лидером французских социалистов, избранным после смерти Брандта председателем Социнтерна; руководителем Испанской социалистической рабочей партии и главой правительства Испании Фелипе Гонсалесом; Гру Харлем Брундтланд — главой правительства Норвегии. Со всеми ними в личном плане у меня сложились близкие отношения.
     Под влиянием встреч с социал-демократами, с «зелеными» ФРГ, представителями Индийского национального конгресса я пришел к твердому мнению: нужен разговор за «круглым столом» между всеми, кто способен услышать и понять друг друга, искать общий язык в подходе к новым мировым реалиям. Идея состояла в том, чтобы провести широкую встречу, использовав приближавшуюся семидесятую годовщину Октября. 3—4 ноября 1987 года в Кремле и состоялась уникальная встреча левых и центристских политических партий и организаций, представлявших все континенты. Успех превзошел наши ожидания.
     Дискуссия была оживленной. Многие социал-демократы искренне приветствовали поиск путей к сближению. К сожалению, более сухо и замкнуто держались представители некоторых коммунистических партий. Вот характерная деталь. Делегатам от Компартии и Соцпартии Японии поставили стулья рядом, просто по алфавиту. А коммунист потребовал пересадить его. Видимо, чтобы не заразиться оппортунистическим духом.
В конце встречи пришлось выступить мне как председательствующему, без всяких претензий на подведение итогов были подчеркнуты два вывода. Первый — все. сошлись на том, что современный мир столкнулся с множеством новых проблем, новых реальностей, требующих совместного осмысления. Второй — мы свидетели нарастающей тревоги за судьбы мира, цивилизации. На авансцену выходят широкие массы. Это накладывает на левые и левоцентристские силы особую ответственность.
     Куньял, Натта высказались за регулярное проведение подобных встреч, а Арво Аалто с его образным языком сказал: «На встрече воцарилась удивительная атмосфера — культуры несогласия в малом и согласия в главном — в ответственности за будущее цивилизации. Реквием старому мышлению, исполненный в докладе и выступлении Михаила Горбачева, сводит на нет имевший место запас сомнений в том, что КПСС — неформальный дирижер международного левого движения».
     Во встрече в Кремле приняли участие не только коммунисты и социал-демократы, но также представители ряда национально-демократических партий и движений из развивающихся стран. Они активно участвовали в общей дискуссии, внеся в нее свои краски, свои оттенки.
     Председатель Исполкома Организации освобождения Палестины Ясир Арафат призвал создать на Ближнем Востоке безъядерную зону. Председатель МПЛА—Партии труда (Ангола) Ж.Эдуардо душ Сантуш обратился к присутствующим, предлагая усовершенствовать и активизировать инструменты сотрудничества между СССР, странами Восточной Европы и странами Африки. Президент Африканского национального конгресса Оливер Тамбо выдвинул программу содействия ликвидации апартеида в его стране. Иными словами, рамки дискуссии были на этот раз действительно общемировыми.
     Откровенно говоря, мы были окрылены итогами встречи. Я дал поручение проанализировать отклики на нее, собирать материалы и готовить предложения о том, как продолжить начатую совместную работу левых и левоцентристских сил. К сожалению, не получилось. Закружил бурный поток событий, захвативших страну. Было еще много двусторонних контактов, а вот за таким «круглым столом» собраться в Москве уже не пришлось.


И опять в поиске

     После XIX Всесоюзной конференции КПСС вопросы международной политики и отношения с зарубежными партиями было поручено курировать Яковлеву. Секретарем ЦК и заведующим Международным отделом стал В.М.Фалин. Видимо, загруженность нараставшими внутренними проблемами, а с другой стороны, личные склонности этих товарищей привели к тому, что отношения с партнерами в других странах у нас заметно сократились.
     На XXVIII съезд КПСС делегации зарубежных партий мы не приглашали. С учетом развернувшейся у нас внутрипартийной борьбы полемика на самом съезде между зарубежными коммунистами дополнительно обострила бы ситуацию в КПСС. Различные течения в партии и так уже пытались «искать союзников» за рубежом, что еще более накаляло общую обстановку и в стране, и вне ее.
     Июльский Пленум ЦК в 1991 году одобрил проект новой программы партии, имевший скорее социал-демократическое содержание. Открывалась перспектива современного видения путей реализации социалистической идеи. Публикация ее вызвала широкий, но весьма неоднозначный резонанс. Именно открытие новых перспектив сотрудничества КПСС с левыми силами и между ними резко обострило противоречия внутри коммунистического движения. В большинстве случаев мы сталкивались с полным отторжением взятого нами курса. И лишь в некоторых — с поддержкой, основанной на общности взглядов на современный мир и его будущее.
     Подлинная солидарность, серьезное понимание вставших перед нашей страной и партией проблем ощущались в годы перестройки со стороны Итальянской компартии. Я уже говорил о наших встречах с А.Натта. А 28 февраля 1989 года я принимал нового Генерального секретаря ИКП Акилле Оккетто, с которым был знаком давно. И когда мы вновь встретились в Москве, без труда нашли общий язык. Нам не надо было «приспосабливаться» друг к другу. Итальянские друзья сами шли по пути поиска новых идей, форм работы. У них шла своя «перестройка».
     Естественно, речь прежде всего зашла о наших делах. Акилле высказал тогда интересное замечание: «Можно сказать, что у вас идет гонка со временем. Ставка заключается в том, сумеет ли перестройка за короткое время сформировать новые кадры, или же старые кадры за такое же короткое время сумеют затормозить перестройку». Действительно, многое у нас упиралось в кадры, в их настрой, психологию.
     Затронули мы тогда такой крупный вопрос, как концепция прогресса. Наши взгляды были очень близки. Старый, чисто количественный, так сказать, технократический подход к пониманию прогресса, отказ от учета его негативных последствий стали неприемлемыми. На первый план выходит проблема ценностей, учета общечеловеческих интересов.
     Я решительно поддержал идеи постепенного, без конвульсий и катаклизмов продвижения по пути реформ, демократизации общества. Речь должна идти о движении от одного этапа к другому, каждый из которых по содержанию должен быть отмечен углублением демократии в экономике, в политических и социальных институтах. Разумеется, такой подход потребует и иной конфигурации движущих социальных, политических сил. Наверное, это будет объединение различных течений левого движения, тех, кому близка социалистическая идея.
     К этому кругу вопросов мы возвращались еще и еще — во время встречи в Риме в конце октября 1989 года, когда я был в Италии. Потом в ноябре 1990 года, то есть уже после нашего XXVIII съезда, на котором КПСС, казалось, взяла твердый курс на обновление, на ту самую концепцию постепенного, поэтапного преобразования общества, о которой мы и ранее говорили с Оккетто. Встреча была тем более интересной, что в это же время итальянские коммунисты приступили к преобразованию своей партии в Демократическую партию левых сил. Как рассказывал Акилле, речь у них шла о том, чтобы, не отказываясь от своего прошлого, развивая коммунистические и социал-демократические традиции, переосмыслить саму социалистическую идею. Оккетто взволнованно рассказывал, какие дискуссии идут в ИКП.
     Как все это напоминало ситуацию в КПСС, в нашей стране! Глубокое преобразование общества и партии, естественно, нигде не может проходить гладко, без серьезных трудностей. Но вот что симптоматично: в КПСС и в ИКП, действующих в совершенно различных условиях, возникали, по существу, одни и те же проблемы. Это подтверждало: выбор сделан правильный, в нем отражаются не только наши национальные потребности, но и общемировые процессы.
     Лакмусовой бумажкой, показателем степени готовности коммунистов понять требования современности стал августовский путч 1991 года. К сожалению, многие компартии, в том числе и некоторые влиятельные, казалось бы, опытные с одобрением — прямым или мало-мальски замаскированным — отнеслись к действиям путчистов. Французская компартия, например, восприняла путч как «совершившийся факт», а ее печать спокойно (и с элементами заметного одобрения) писала о «новом руководстве». Открыто выступило в поддержку ГКЧП руководство Коммунистической партии Греции. Поддержали путчистов руководители компартий Чили, Индии (марксистской), Ливана, ряда других партий. Привязанность к привычным догмам оказалась сильнее здравого смысла и даже простого чувства человеческой солидарности.
     Правда, догматизм, определивший подобные позиции руководства ряда компартий, не прошел для них безболезненно. В Греции партия раскололась. Во Франции, где и до того имели место внутренние разногласия, ряд товарищей вышли из ФКП, в том числе на уровне ее руководящих звеньев. Расколы произошли и у коммунистов Чили, Перу. В других же компартиях резко активизировались внутренние споры, приобретшие особенно активный характер после того, как стало известно о позиции руководящих органов КПСС в августовские дни.
Все это вызывало чувство горечи, сожаления. Подтверждалось, что предоставлявшийся историей шанс вырваться из догматических оков многими упущен. Зато одновременно мы увидели и тех, кто повел себя как твердые демократы. Решительно осудило попытку переворота руководство Демократической партии левых сил Италии. Аналогичную позицию заняли товарищи в Аргентине, Уругвае. В отличие от ряда других партий для последних случившееся стало новым дополнительным аргументом в пользу активизации политики их собственного обновления.
     Безоговорочное осуждение путча и не менее безоговорочную поддержку перестройке, демократическому преобразованию советского общества продемонстрировали партии Социалистического интернационала. Его бюро уже 20 августа выступило с принципиальным заявлением в связи с путчем. А 17 сентября Москву посетила представительная делегация Интернационала.
     Старый знакомый Пьер Моруа, взяв слово, заявил: социалисты, социал-демократы с самого начала внимательнейшим образом следили за процессами обновления советского общества, поддержали их. Интернационал решительно выступил против путча, за восстановление законности. И сегодня партии, входящие в Интернационал, с не меньшим вниманием и симпатией следят за вашей страной, вступившей в новый этап развития, желают успеха в продолжении реформ, поисках путей создания такого общества, которое отвечало бы интересам советских людей, условиям страны. Уверен, сказал Моруа, что ваше демократическое общество впишется в рамки социалистического движения, которое развивается в Европе и в мире.
     Я, со своей стороны, поблагодарив друзей за поддержку и понимание ситуации, рассказал им о происшедшем, подчеркнув:
     — Только сейчас мы в полной мере сознаем, где мы были, с чем имели дело и к чему идем. Идет демонтаж тоталитарной системы, утопической леворадикальной модели общества. Но наш отход от старых моделей, дискредитировавших себя, не означает, что мы распрощались с социалистической идеей. Я, как президент, не считаю для себя возможным скрывать это свое убеждение. Но одновременно с пониманием отношусь к наличию других идей, с приверженностью части общества этим идеям. История приведет к рождению новых форм жизни в нашей стране. Но в основе их, безусловно, должны лежать права человека, демократия, гласность.
Развал Советского Союза, предшествовавший ему фактический распад КПСС прервали процесс ее партийных связей с зарубежными политическими силами. Эти связи так и не восстановились.
     Что касается меня лично, то я и сегодня сохраняю свои контакты с представителями левых сил — с теми, в ком вижу подлинных соратников по размышлениям и действиям, поиску рационального будущего, разумных путей к социальному и человеческому прогрессу.
     Уже после путча, поздней осенью 1991 года, когда в руки журналистов попали документы из архивов КПСС, всплыл вопрос, о котором не могу не сказать несколько слов. Речь идет о материальной помощи нашей партии коммунистическим и левым организациям за рубежом.
Вопрос этот был поднят вряд ли стихийно — речь явно шла о том, чтобы бросить дополнительную тень на КПСС, ее политику. А заодно — и о том, чтобы попытаться скомпрометировать другие партии, очернить их в глазах народов стран, где они действовали. Но эта кампания явно не дала ожидавшихся результатов, хотя шум был поднят немалый.
     Помощь рабочих партий друг другу в разных формах существовала на протяжении всей их истории. В свое время, до революции, ее получала и РСДРП. А после Октября сама она оказывала материальную поддержку друзьям. После Второй мировой войны такая поддержка уже шла не только от КПСС, но и других партий социалистических стран, создавших международный фонд.
     В период «холодной войны», когда мир был разбит на два лагеря, в рамках каждого из них подобная помощь была традицией. «Дотации» США ряду партий правого толка во много раз превосходили средства, предоставлявшиеся коммунистам.
     Прекратить эту помощь разом — рука не поднималась. Все-таки речь шла о друзьях, о многолетних связях. Тем более что по масштабам она была несопоставима с миллиардами, расходовавшимися на реализацию неосуществимых проектов внутри нашей страны, на гонку вооружений или безвозмездные поставки вооружений разным странам.
     Что, конечно, было в этом деле несправедливым — помощь оказывалась за счет не только партийных средств, но частично и государственных. Это уже «пережиток прошлого», тех времен, когда партия и государство представляли собой единое целое и никто не задумывался, откуда идут те или иные средства.
     Кризис коммунистического движения и его фактический разброд были, по сути своей, неизбежными. Ибо это был кризис, порожденный внутренними пороками той «коммунистической идеи», реализация которой привела к появлению тоталитарного общества. Эта модель рано или поздно должна была потерпеть крушение.
     Однако это совсем не значит, что коммунистические партии должны были обязательно потерпеть такой же крах. Оказавшись способными вырваться из объятий догматических представлений, трезво взглянуть на окружающий мир и нащупать новый теоретический и политический подход к своей деятельности, они не переживали бы тех трудных времен, которые переживают ныне многие, точнее — большинство из них.
     А ведь на коммунистов оказывал мощный прессинг не только сам мир, менявшийся на глазах, но и конкретная действительность самих их стран. Менялись социальная структура общества, его нравственный, моральный облик. Менялись отношения между людьми, между ними и обществом, властью. Все это требовало изменения теоретических и политических подходов. Такого изменения не произошло. Иными словами, кризис коммунистического движения — это, по сути дела, кризис его взаимоотношений со временем, с наступившей новой эпохой, прихода которой в большинстве случаев просто не заметили...
     Слабое утешение: не только коммунисты, но практически и все другие политические силы не сделали должных выводов из мировых изменений.
     Убежден, что перспективы левых могут быть реальны только в случае, если они нащупают пути радикального решения коренных проблем нашего времени — проблем перехода к новой цивилизации.
     Поиск продолжается.
 

 

Отправные пункты | Глава 19. Поворот в советско-американских отношениях. Начало ядерного разоружения | Глава 20. Европа: поиск новых подходов | Глава 21. К новому миропорядку | Глава 22. Объединение Германии | Глава 23. От взаимопонимания к партнерству | Глава 24. Преодоление раскола Европы | Глава 25. Ближневосточный конфликт | Глава 26. Япония. Официальный визит президента СССР | Глава 27. Еще несколько портретов | Глава 28. Встреча "семерки" в Лондоне. Экономическое признание перестройки | Глава 29. Джордж Буш в Москве: за три недели до путча | Глава 30. Начало поворота | Глава 31. Янош Кадар. Судьбы венгерских реформ | Глава 32. Войцех Ярузельский - союзник и единомышленник | Глава 33. Чехословакия: синдром-68 | Глава 34. Тодор Живков и другие: кризис доверия в социалистическом содружестве | Глава 35. Югославия: расплата за задержку реформ? | Глава 36. Николае Чаушеску: падение самодержца | Глава 37. Хонеккер: отказ от перестройки | Глава 38. Диалоги с Фиделем Кастро | Глава 39. Москва и Пекин «закрывают прошлое, открывают будущее» | Глава 40. Вьетнам уходит с тропы войны. Лаос и Кампучия. Наш друг Монголия. КНДР | Глава 41. Еще раз «переменить всю точку зрения нашу на социализм» | Глава 42. Январь-июль. Угрозы и надежды | Глава 43. Август. Путч | Глава 44. Сентябрь-декабрь. Последние усилия и беловежский сговор | Глава 45. Мы и внешний мир после путча | Заключение | Делийская Декларация о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира | Проект. Договор о Союзе Суверенных Государств | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к парламентариям страны | Обращение Президента СССР М.С.Горбачева к участникам встречи в Алма-Ате по созданию Содружества Независимых Государств
 

 
 
 

Новости

Памяти Виталия Семеновича Гусенкова
Ушел из жизни Виталий Семенович Гусенков (17.11.1935 – 29.11.2024) 29 ноября 2024
Выступление в Университете Техаса-Пан Америкэн (США) 8 октября 2007 года 21 ноября 2024
Наше общее будущее! Безопасность и окружающая среда Выступление в Университете Де По (Гринкасл, штат Индиана, США) 27 октября 2005 года 21 ноября 2024
Опубликована Хроника июля 1986 года 12 ноября 2024

СМИ о М.С.Горбачеве

В данной статье автор намерен поделиться своими воспоминаниями о М.С. Горбачеве, которые так или иначе связаны с Свердловском (Екатерин-бургом)
В издательстве «Весь Мир» готовится к выходу книга «Горбачев. Урок Свободы». Публикуем предисловие составителя и редактора этого юбилейного сборника члена-корреспондента РАН Руслана Гринберга

Книги