Подписаться
на новости разделов:

Выберите RSS-ленту:

XXI век станет либо веком тотального обострения смертоносного кризиса, либо же веком морального очищения и духовного выздоровления человечества. Его всестороннего возрождения. Убежден, все мы – все разумные политические силы, все духовные и идейные течения, все конфессии – призваны содействовать этому переходу, победе человечности и справедливости. Тому, чтобы XXI век стал веком возрождения, веком Человека.

     
English English

Публикации в СМИ

К списку новостей
26 февраля 2016

Анатолий Черняев. XX съезд. Вид с галерки.

Видимо, в России и вообще во всем мире я единственный человек, который не просто жил в то время, во время ХХ съезда, а присутствовал на этом съезде. Это, наверное, уже явление уникальное.
 
Никто не ожидал от ХХ съезда чего-то необычного. Рядовой съезд. Правда, первый после смерти Сталина съезд. На XIX он еще сам произнес речь, а этот был первый после его смерти.
 
Съезд уже почти закончился, и вдруг в партбюро (а я был в это время преподавателем МГУ на истфаке) меня вызвали и сказали, что я попал в квоту, которую распределили по партийным организациям, скорее всего, только по Москве, потому что это был экспромт хрущевский. Представители организаций приглашались на этот съезд. И я попал в квоту. Почему я попал, понять можно. Я после войны вернулся в университет, окончил его, защитил диплом, защитил кандидатскую диссертацию, бывший фронтовик.
 
Явился я в Кремль. Сейчас этого зала уже нет — зала Большого Кремлевского дворца. Это была такая кишка длинная. А в конце кишки был балкон. Вот на этот балкон и явились приглашенные. Я был в одном из последних рядов.
 
Хрущев начал свой доклад без всяких предварительных уведомлений. Я обратил внимание: справа и слева сидели незнакомые люди. Они как-то посмурнели, и зал замолк. Услышать можно было, как муха пролетает. Потому что того, что он стал говорить, никто не ожидал.
 
Я должен сказать, только поймите меня правильно, я не бахвалюсь: у меня никогда не было симпатии к Сталину — со школьных времен, с тех самых пор, как я его увидел на трибуне с докладом о конституции в 1936 году, у меня возникла активная интеллигентская антипатия. И помню, когда мы вышли из клуба Станкина рядом с нашей школой (а нас заставили с экрана слушать его речь целиком), я сказал своему другу Вадиму: «Какой-то несимпатичный у нас вождь». Не буду перечислять другие случаи, но у меня устойчивая антипатия была к нему. И для меня не было неожиданным, что от него происходили такие страшные вещи. Хотя семья моя не пострадала, все эти репрессии я пережил в школе через моих друзей, приятелей, некоторых самих загребли. Я не очень понимал, что происходит, но я не верил ни одному слову этих самых шумных процессов. А Бухарина даже пытался защищать перед директрисой, только она меня заткнула. Во всяком случае, для меня это не было неожиданным потрясением.
 
Кончился доклад. Люди молчаливо, сумрачно спускались с этих больших лестниц. Расходились по домам молча. В гардеробе, пока разбирали пальто, не слышал ни одного голоса. Люди были угнетены. Они не могли понять, что это такое и как вообще теперь все воспринимать.
 
Я решил поехать домой к своей университетской подруге. Ее мать и ее отчим были «старыми большевиками». Коммунисты времен Гражданской войны и участники Гражданской войны. Мама была уже профессором Тимирязевской академии. А отец — инженер на каком-то крупном заводе. Вот я и поехал к ним и стал им все рассказывать буквально по свежим впечатлениям. Прошло всего несколько часов, как я это услышал из уст нашего Первого секретаря (по тем временам он так назывался).
 
Они были удивлены, но не потрясены. Я обнаружил в них отсутствие какой-либо жалости к тому, что они потеряли ту ясность, которая была. Она уже размывалась основательно за три года после смерти Сталина. Культа такого, какой был при нем и еще несколько месяцев, после вмешательства Берии, закрытия «дела врачей», после того, как стали возвращаться репрессированные из ГУЛАГа, такого нагнетания культа уже не было. А что касается родителей моей подруги, то они довольно цинично относились к Сталину в это время. Они любопытствовали, уточняющие вопросы задавали. Спрашивали, как я собираюсь на это реагировать. Вот это был первый опыт — какое произвело впечатление на людей то, что говорил Хрущев.
 
Что касается университета, все знали о его докладе. Это неправда, что доклад был секретный. По распоряжению Хрущева его доклад зачитывался на открытых партийных собраниях в присутствии беспартийных. Почему-то об этом умалчивают. Почему-то считают, что доклад был закрытый. Действительно, его потом закрыли. Но первые дни, первые недели доклад Хрущева по всей стране (не какой-то протокол, а стенограмму!) зачитывали на открытых партийных собраниях. Миллионы советских людей узнали все то, что наговорил на ХХ съезде Хрущев.
 
Как я вообще оцениваю это событие?
 
Я считаю, что если бы Хрущев сделал только это — нанес удар по культу личности, разоблачил преступления Сталина — он уже вошел бы в историю и заслужил память потомков. Я думаю, если бы он не сразу после съезда, а попозже ушел (надо было еще разгромить эту так называемую «антипартийную группу» Молотова, Маленкова, Кагановича плюс Ворошилова и примкнувшего к ним Шепилова)… Я бы на его месте посчитал, что дело сделано и надо самому уходить. Он этого не сделал и потом выставил себя в довольно комическом виде «кукурузника», и прочие разные вещи… А надо было уйти. Может быть, даже покаяться перед народом за свое соучастие в преступлениях Сталина. А соучастие это было, безусловно. Надо было уйти и дать стране отдышаться, опомниться.
 
К заслугам этого времени и Хрущева я отнес бы оттепель, которая началась еще до ХХ съезда, но после ХХ съезда уже расцвела пышным цветом. Для меня как интеллигента было очень важно это раскрепощение литературы, поэзии, раскрепощение культуры. И — если не свобода слова, то ослабление репрессивного характера нашей политики и идеологии. Но Хрущев не довел дело до конца. Он разоблачил Сталина, но не разоблачал сталинизм и не посягал на сталинизм как на идеологию и политику. И репрессивный характер строя остался. Конечно, не в таком виде, как при Сталине и некоторое время после него, но репрессивный характер строя остался и политически, и в особенности идеологически, потому что идеология была репрессивной и при Хрущеве, и при Брежневе. И на совести Хрущева венгерский погром 1956 года, на его совести Берлинская стена…
 
Правда, он с Кеннеди не допустил начала мировой войны, спасибо ему! Он просто испугался по-человечески. И, по крайней мере в демагогии, в словесах, мирное сосуществование уже не рассматривалось как продолжение классовой борьбы на международной арене, как это было до ХХ съезда. И, конечно, определенная разрядка во внешних отношениях произошла. И слава богу, и тоже — спасибо за это Хрущеву! Потом — Брежневу, который связал себя с мирной политикой. Но это уже другая история.
 
Я думаю, что после смерти Сталина борьба наверху очень сильная была. И я думаю, никто бы не отважился поступить так, как поступил Хрущев. Может быть, за исключением Берии. Но при победе Берии, а такое могло произойти, конечно, все остальные наши вожди очень опасались, что их могут скрутить в бараний рог. Победа Берии привела бы к очень серьезным последствиям, если не к повторению Гражданской войны, потому что Россия второго грузинского диктатора не выдержала бы. А Берия тянул к этому. Хотя был культурней Сталина, но слишком запятнал себя репрессиями и до войны, и во время войны, и особенно после войны — связанными с космополитизмом и так далее.
 
Я считаю, что ХХ съезд — это, конечно, переломное событие в нашем развитии. Потому что мы жили во внутренней тюрьме. И уничтожение ГУЛАГа — тоже заслуга Хрущева, и большая заслуга. Оно сняло ту атмосферу страха, в которой жил наш народ тогда. Я считаю, что в этом смысле ХХ съезд — это был крутой поворот.
 
Хотя для того, чтобы покончить со сталинизмом (до сих пор не покончили со сталинизмом!), требовались гораздо более решительные усилия. А на сталинизм на протяжении 20 лет после смерти Сталина никто не посягал. Первый, кто это сделал, — не Андропов, а Горбачев. 

 

Новая газета, 26.02.2016

 
 
 

Новости

6 октября 2025 года советскому и российскому журналисту, переводчику, соратнику М.С. Горбачева, многолетнему сотруднику Горбачев-Фонда Карену Карагезьяну исполнилось бы 90 лет. 6 октября 2025
Свой юбилей отмечает наш коллега Леонид Борисович Попов 18 сентября 2025
«Глобальный императив гуманизма». Выступление на церемонии вручения премий Канадского Красного Креста «Сила гуманности», Торонто, 11 апреля 2005 года 11 сентября 2025
Третья годовщина ухода из жизни Михаила Сергеевича Горбачева 30 августа 2025

СМИ о М.С.Горбачеве

В данной статье автор намерен поделиться своими воспоминаниями о М.С. Горбачеве, которые так или иначе связаны с Свердловском (Екатерин-бургом)
В издательстве «Весь Мир» готовится к выходу книга «Горбачев. Урок Свободы». Публикуем предисловие составителя и редактора этого юбилейного сборника члена-корреспондента РАН Руслана Гринберга

Книги