В.Б.Кувалдин

Мне все-таки кажется, что шестидесятники, шестидесятничество – это конкретный исторический феномен. Его значение определяется теми задачами, которые выпали на их долю. Они действительно должны были ответить на проклятые вопросы русской истории ХХ века. Характерная особенность этого поколения определяется двумя обстоятельствами. Первое – страна, в которой они жили. И второе – время, которое выпало на их долю.

В сущности, как мне представляется, основной момент, определяющий это поколение, сам феномен, заключается в отношении к наследию Октября, этому великому, грандиозному эксперименту, который был начат в нашей стране в 17-м году. Собственно, вся советская история была построена на том, чтобы осмыслить, определить свое отношение к этому поворотному событию ХХ века и сделать соответствующие практические выводы.

Кстати, сколько вообще было поколений советской истории? Как мне представляется, три. Эта мысль прозвучала здесь. Я согласен с таким делением. Поэтому думаю, что шестидесятники – не первое советское поколение. Действительно первое советское поколение – это поколение до 28-го года. Оно полегло на войне, совершило свой подвиг и выполнило свою историческую миссию.

А шестидесятники – срединное советское поколение, люди 1928-1945 годов рождения. Хотя я бы тоже очень осторожно употреблял понятие - поколение. Почему? Скажем, в одной из коротких заметок о войне я неожиданно встретил такое наблюдение, связанное с историей Великой Отечественной войны. Было две разных модели поведения. Первая – дивизии, армии, фронты, которые разваливались буквально на глазах. Сегодня они есть, а завтра их нет. И вторая – воинские части и соединения, которые дрались до конца, до последнего солдата.

Пытаясь разгадать эту загадку, автор заметки стал искать ключ: почему так произошло? Мне кажется, что он нашел очень интересный, очень интригующий ответ. Он пишет, что по своему составу первые были деревенские дивизии, а вторые – городские. Деревня, которая прошла через мясорубку сталинской коллективизации, собственно, уже к войне во многом этот строй отринула. Во всяком случае, ложиться за него костьми она не хотела.

А вот город, который получил много от сталинской модернизации, - здесь была создана современная индустрия, современная культура, современная интеллигенция, современное чиновничество, современная армия, – был готов стоять до конца. Потому что для горожан это была их страна и у них было, что защищать.

Позвольте напомнить, что была еще одна часть этого «срединного» поколения. Люди, которые в условиях Великой Отечественной войны взяли оружие в руки для того, чтобы бороться с Советской властью. И их было не так мало. По некоторым подсчетам, до полутора миллиона человек. Если мы вспомним, что вся Белая армия насчитывала 500 тысяч, то более адекватно представим себе масштаб этого явления. Фактически в рамках Великой Отечественной войны прошла вторая гражданская минивойна. Правда, она оказалась скрытой той великой, большой войной.

Вернемся к шестидесятникам. Вырабатывая свое отношение к Октябрю, они по существу отвечали на вопрос всемирно-исторического значения, поскольку Октябрь предлагал формулу жизнеустройства не только для нашей страны, а для всего мира. Большевики ведь брали власть не для того, чтобы строить социализм в одной отдельно взятой стране. Это появилось потом. А тогда, в 1917-ом, большевики брали власть, чтобы создать плацдарм мировой революции, перенести революционный пожар в разоренную войной Европу. И весь мир обустроить таким же образом.

Я бы сказал, что шестидесятники – это поколение советских людей, ревизовавших советское наследие. Они прошли весь этот путь сомнений, разочарований, прозрений. И, пожалуй, самая главная особенность, характеристика этого поколения заключается в том, что оно его прошло вместе со своей страной. Шестидесятники вывели Советскую Россию из тупиков государственного социализма. Далее их пути разошлись.

Здесь затрагивался вопрос о том, как соотносятся шестидесятники и диссиденты. Думаю, что диссиденты – особый, малый сегмент шестидесятничества. Основная линия водораздела прошла следующим образом. Как мы будем действовать? Мы опрокинем эту систему, мы разрушим ее до основания, а затем..? Или же мы будем работать внутри нее, пытаясь ее изменить? Вот, собственно, где линия размежевания.

Недавно мне пришлось присутствовать на презентации новой книги Людмилы Евгеньевны Улицкой «Под зеленым шатром», где она пишет об этом поколении и рассказывает, в частности, о диссидентах. Когда я к ней подошел, чтобы подписать книгу, она сказала, что сделает это с удовольствием. Я заметил: «Людмила Евгеньевна, не буду играть с вами в прятки: я из другой «конюшни». Я никогда не был в этом лагере просто потому, что считал, что в наших условиях это бесперспективно».И на это, мне кажется, она дала очень достойный ответ: «Но они показали моральный пример». С этим, по-моему, не поспоришь.

Вопрос о периоде между «оттепелью» и горбачевской перестройкой. Я тоже не считаю, что они наглухо разорваны брежневским «застоем». По-моему, есть глубокая преемственность. Люди, которые протащили этот мяч по всему полю, начиная с самого Михаила Сергеевича...Не могу их представить без ХХ съезда, без «оттепели» и без всего того движения, внутреннего, интеллектуального освобождения, которое получило мощную подпитку именно тогда при Никите Сергеевиче Хрущеве, что бы потом там дальше ни произошло.

Хочу здесь обратить внимание на два важных момента. Не все же определяется политикой. Есть и другие вещи. Скажем, самым уязвимым местом в перестроечной политике, как мне представляется, была экономическая реформа. Ее издержки во многом подкосили перестройку, и в итоге они стали одной из основных причин ее трагического финала.

В этой связи интересные наблюдения сделал в одной из своих статей Наум Коржавин, который, как вы знаете, сейчас живет далеко от нашей страны. Он заметил, что Михаил Сергеевич Горбачев фатально разошелся во времени с Иваном Денисовичем - героем повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Мне кажется, это очень глубокая мысль. Потому что я помню по своему детству, что в 50-е годы еще были полнокровные колхозные рынки, где сельские труженики торговали плодами своего труда. И для людей в городах это был не менее важный источник снабжения продуктами питания, чем государственные магазины. В деревне царили колхозы, но еще сохранилась трудовая этика человека, работающего на земле. Еще сохранился крестьянин. А когда пришел Михаил Сергеевич, как мне представляется, он уже исчез как класс. Он был вытравлен советской системой. И это огромная проблема – отношение к труду стало настоящим камнем преткновения.

И второе. В эти годы безвременья, 70-е годы, формировалось третье поколение советской истории. Эти молодые люди, в отличие от шестидесятников, которые прошли весь путь сомнений, начинали правоверными коммунистами, даже сталинистами и постепенно-постепенно шли к отрицанию сталинской системы. Так вот очень значительная часть третьего поколения, продукта прогрессирующего разложения системы, вступала в жизнь более или менее законченными циниками. Здесь, по-моему, во многом кроется ответ о том, что произошло в финале перестройки и после нее.

Здесь же кроется одна из важнейших причин, почему сегодня не хотят возвращаться к серьезному разговору о перестройке... Тому есть много политических причин, но, как мне кажется, есть еще одна очень веская причина, которая заключается в следующем. Не очень хочется в этом разбираться, потому что если мы копнем глубоко, боюсь, выйдут на свет очень неприятные вещи о нас самих, любимых. Заканчивая, повторюсь. Шестидесятники – конкретный исторический феномен. Они отвечали на фундаментальные проблемы своего времени. А задача их времени заключалась в том, чтобы выйти из тупика государственного социализма, аккуратно трансформируя систему в нечто более жизнеспособное. Ведь нам свободу не принесли на чужих штыках, как это случилось, скажем, в Германии или Японии. И за это надо было заплатить немалую цену. Но, конечно, цена не должна была быть столь запредельной. Здесь я не совсем согласен с Евгением Григорьевичем. Он справедливо отметил: начало капитализма не бывает другим. Да, действительно, как правило, это время дикой вакханалии частнособственнических страстей.

Именно в это время проверяется качество национальной элиты, ее способность как-то этому противостоять. У нас она этот экзамен провалила полностью, что не удивительно. В ее рядах тон задавали люди, которые обрели власть и собственность на костях своей собственной страны. К сожалению, им это сошло с рук. По-моему, это страшный урок политической безнравственности, последствия которого нашей стране придется изживать еще очень долго.