Д.В. Маслов
В выступлениях на конференции неоднократно звучало, что шестидесятничество с трудом поддается определению. И с этим можно согласиться. Возникают вопросы и по поводу возможности отнесения к шестидесятникам тех или иных персоналий. Тем не менее есть в мировоззрении шестидесятников составляющая, практически не озвученная на конференции, но, на мой взгляд, весьма важная. Речь идет о критическом отношении представителей шестидесятничества к советской истории (а у некоторых и к отечественной истории в целом).
Начиная с 1950-60-х гг., пока еще в духе хрущевского доклада на ХХ съезде КПСС, в умах шестидесятников утверждается негативное восприятие послеленинской истории СССР. Казалось бы, оттепель породила определенные надежды, но, как оказалось, ненадолго. Брежневский период, позднее окрещенный застойным, еще больше усилил недоверие шестидесятников к истории своей страны, спровоцировал более активные поиски общественного идеала на Западе, усилив либеральную составляющую их мировоззрения. Уже в годы перестройки критика сталинизма довольно быстро перерастает в негативистское отношение к отечественной истории как концентрации насилия и бесправия человеческой личности.
И по сей день в общественных дискуссиях на исторические темы (в т.ч. и с участием шестидесятников) определяющим нередко становится посыл осуждения собственной истории, поиска «виновных», подбора к ним эпитетов, соответствующих «тяжести содеянного». Мы до сих пор продолжаем бороться со своей историей, вместо того, чтобы попытаться ее понять. В результате мы остались, по сути, обществом без истории.
Конечно, сказанное не означает, что мы должны бездумно восхвалять всё, происходившее в России когда-либо. Но обсуждая сегодня вопрос о преемственности «дела шестидесятников» мы обнаруживаем деструкцию тех нравственных идеалов, которые в свое время породили это явление. Для того, чтобы увлечь молодежь идеалами добра, справедливости и прав личности нам самим предстоит дать ответ на вопрос не только о том, что и как у нас было, но и о том, что мы имеем сегодня. Какие проблемы мы решаем, какое общество хотим построить. Это не значит, что следует свернуть историческую критику. Но это значит, что пора от бесконечных сетований на «проклятое прошлое» обратиться к проблемам дней сегодняшнего и завтрашнего. В этом, на мой взгляд, и состоит возможность зарождения явления, продолжающего лучшие традиции шестидесятничества.
