Кувалдин В.Б. Несколько дополнительных соображений
Сегодня было очень много интересных, блестящих выступлений. Меня больше всего задело то, что сказал здесь Александр Исакович Гельман. В частности, я хотел продолжить линию его рассуждений о направлении политического процесса в России и упомянуть о месте в нем. Никиты Сергеевича Хрущева, которого я считаю гигантом. Именно он стал хоронить сталинизм.
Вполне оправдана постановка вопроса, почему наша история движется так, а не иначе, почему и развитие и отрицание чаще всего исходят от самой партии власти, и почему, если они исходят не от нее, то происходят национальные катастрофы, как это было в 1917 или, кстати, в 1991 годах? Мне кажется, что ответ на этот вопрос следует искать в природе российской государственности.
Мы всегда считали, что у нас сильное, мощное государство. Думаю, надо посмотреть правде в глаза и признать, что Россия –очень хрупкое государство, поскольку исторически оно создавалось на основании принципа агглютинации, собиралось и склеивалось как лоскутное одеяло.
Есть, конечно, примеры других хрупких, но тем не менее очень успешных государств. Первый пример, который могу привести, - Соединенные Штаты. Другой– Израиль, третий– Швейцария. Эти государства тоже нуждались в мощных скрепах, в наличии постоянной политической воли, в воображении, необходимых для того, чтобы, создав государство, дать ему импульс к развитию, и обеспечили себе и первое, и второе, и третье. Этому не грех поучиться.
И еще один момент, на мой взгляд, очень важный. Мне кажется, что важным фактором нашего существования является здоровый народный инстинкт самосохранения. Он постоянно срабатывает – особенно тогда, когда обществу навязывают ложную альтернативу. Видимо, у нас в обозримом будущем невозможна система двухпартийности, основанная на ожесточенной борьбе двух основных партий. Почему? Мне кажется, что большевики, приняв в 1921 году резолюцию о единстве партии, не были жертвой наваждения. За их решением стояло интуитивное ощущение того, с каким хрупким социумом и с какой хрупкой государственностью они реально имеют дело. Об этом уже свидетельствовал и опыт царской России.
Вывод, к которому я прихожу, сводится к простой истине: единственная возможность выживания России – это движение в сторону демократии. Безусловно, нам нужно найти какие-то свои формы такого движения, учитывая при этом, с каким хрупким материалом мы имеем дело. Иначе снова рискуем спровоцировать национальную катастрофу.
