Межуев В.М.

Оба основных докладчика, как мне кажется, были достаточно комплиментарны по отношению друг к другу, что вполне понятно: ведь они оба - демократы. Но исходили они все-таки из противоположных позиций, зафиксировав, возможно бессознательно, реальную проблему, стоящую перед современной демократией. Я не считаю себя профессиональным политологом, и потому буду говорить лишь о том, что услышал в их докладах.

Демократы, как известно, бывают разные. Они и в России разные. Когда человек говорит о себе, что он - демократ, это еще не является его полной политической характеристикой. Например, были у нас когда-то и революционные демократы (народники), и либеральные демократы, и социал-демократы. Это все разные демократы. В итоге одни демократы полностью уничтожили других. Современные демократы тоже не столь однородны, как принято думать. В России многие считают себя демократами, но им почему-то порой трудно договориться друг с другом. Что же сегодня вызывает расхождение между ними?

Демократы, как я понимаю, столкнулись в России с двумя типами исторических вызовов. О первом типе говорил первый докладчик (А.Рябов) - это вызов со стороны сохраняющихся еще у нас реликтов прошлого - традиционного общества с его абсолютизацией самодержавной или авторитарной власти. Вместе с тем демократия в наше время столкнулась с новым вызовом со стороны общества, называемого «массовым». О нем, как мне кажется, говорил второй докладчик (Э.Паин). Чтобы уловить различие между ними, надо коротко пояснить, чем массовое общество отличается от традиционного.

Оба они являются своеобразным отрицанием гражданского общества. Если традиционное общество характеризуется господством патриархальных, непосредственно личностных связей и отношений (включая и  разные формы персонализированной власти), то современное массовое общество, будучи продуктом рационализации, индустриализации и урбанизации общественной жизни, ведет к обезличиванию, деперсонализации человеческих сил и отношений. Каждое из них по-своему находится в оппозиции к демократической власти. Традиционное общество противостоит ей как охранительная, консервативная  сила, стремящаяся защитить и воспроизвести в той или иной модификации традиционную систему самодержавной власти, тогда как массовое общество, строящееся на базе не автономизации, а атомизации индивидов, объединяет их друг с другом чисто внешней, формальной,  безразличной к их индивидуальности связью. У меня нет времени более подробно говорить на эту тему. Главной ценностью в массовом обществе становится не индивидуальная свобода (как в обществе гражданском), а опять же власть, но уже не традиционная, персонализированная, а столь же безличная, как само общество, хотя столь же антидемократическая, как и традиционная. Она, как правило, принадлежит тем, кто владеет финансовыми капиталами и средствами массовой информации. Массовое общество организуется и управляется чисто внешней по отношению к нему силой в лице разного рода бюрократически организованных корпораций и монополий. В России, как и на Западе, массовое общество – вполне сложившаяся социальная реальность. Но на Западе массовому обществу предшествовал достаточно длительный период существования гражданского общества с его демократическими институтами, тогда как Россия в ходе своей модернизации, осуществляемой сверху, как бы сразу перескочила из традиционного общества в массовое, минуя этап гражданского общества. «Новые русские» в большинстве своем - типичные представители массового общества, но только в отличие от западных людей лишенные гражданских добродетелей. Массовое общество также несет с собой вызов демократии, хотя и в несколько иной форме, чем  общество традиционное.

Об этом вызове и говорил второй докладчик, посчитав, что с традиционализмом в России давно покончено. Я с этим никак не могу согласиться. Традиционализм держится не только на силе привычки или на чисто внешней, бытовой стороне жизни. Есть еще и традиционализм мышления. Можно переселиться в город, порвать связи с предшествующей деревенской средой, но что делать с головой, которая продолжает мыслить по старым схемам? Разрыв с вековой традицией на уровне сознания – дело неимоверно более сложное, чем просто перемена места и образа жизни.

Два типа вызовов порождают и разные стратегии демократического поведения. И в этом, насколько я понимаю, главная сложность проблемы, стоящей перед российскими демократами. Основной силой демократического движения в борьбе с вызовами первого порядка, т.е. вызовами традиционного общества, являются, на мой взгляд, либералы. Именно классический либерализм смог в свое время в Европе противопоставить традиционализму наиболее эффективный проект устроения социальной и политической жизни. И по настоящее время он остается, пусть и с поправками на нынешнюю ситуацию, ведущим движением в процессе демократизации и правовой модернизации традиционной государственной власти. Либералы сильны именно своей связью с правовым сознанием.

Но в массовом обществе главным противником демократов становятся как раз неолибералы с их апологией рынка и предпринимательской деятельности в качестве главной движущей силы общественного развития. Неолиберализм – своеобразный вид современного консерватизма, отличающийся неприятием идеи социального государства и социальной справедливости. В период правления Ельцина наши российские неолибералы, инициировавшие проведение экономических реформ, пошли ради создания крупного капитала на ряд существенных уступок в пользу авторитарной власти. Классический либерализм вообще бессилен в борьбе с вызовами массового общества. В таком обществе либералы как бы перемещаются на правый фланг, а авангардом борьбы за демократию становятся силы иного порядка, представленные например, социал-демократами и  некоторыми другими левыми движениями. Подобное смещение центра борьбы за демократию происходит и на Западе, дает о себе знать в постоянной полемике между правыми и левыми. Вроде бы те и другие за демократию, но если первые понимают под ней, прежде всего, свободу рыночных отношений от власти государства, то вторых волнует проблема сужения сферы индивидуальной свободы и социальное неравенство в рамках этих отношений. Здесь речь идет об освобождении индивида от тотальной власти не только государства, но и  рынка, об его не только политической, но и социальной эмансипации.

Отсюда совершенно новая концепция гражданского общества. Пока мы в духе классического либерализма усматриваем в нем лишь силу, противостоящую государству, берущую его под свой контроль, на Западе оно давно трактуется как сила, контролирующая и всю сферу бизнеса. Ибо рынок, выходящий из-под контроля общества, разрушителен по своей сути. Распространяясь на природу, он порождает экологический кризис, на культуру – кризис духовный. Именно здесь заключены основные вызовы современного мира.

Вот и покрутись в такой ситуации. Одно дело противостоять в качестве демократа традиционному обществу, совсем другое – рыночному и массовому. Оба требуют от  демократов большой, хотя и по-разному осуществляемой, интеллектуальной работы, ибо противоположностью традиционализму является рационализм, опора на собственный разум, а противоположностью жизни в массовом обществе – способность к взаимопониманию и сотрудничеству, к общению и диалогу.

Суть рационализма –  в постановке под вопрос любой традиции, в критической рефлексии над нею. Преодоление власти традиции, помимо всего прочего, требует огромной работы мысли. Кстати, я не так понимаю традицию, как о ней сказано в последнем докладе. Главное в традиции – отсутствие различия между сущим и должным. Для традиционно мыслящего человека все, что есть, существует от века, завещано предками, то и должно быть. Любая новация исключается. В подобной ситуации противостояние отдельного индивида своей группе с ее традиционно наследуемыми обычаями, нормами и правилами поведения фактически невозможно. Демократия Нового времени предшествовала деятельность многих поколений новоевропейских интеллектуалов, включавших в себя гуманистов, религиозных реформаторов, просветителей. Идущей из прошлого традиции в сфере религиозной, политической и общественной жизни просветители противопоставили идеал разумного устроения общества и государства, основанного на правовых нормах и принципах. Культ разума вообще возникает там, где люди перестают жить, опираясь исключительно на традицию. Жить  «по разуму» - тоже, конечно, традиция, но базирующаяся на совершенной иной – нетрадиционной – культуре, впервые возвещенной древними греками и римлянами и вновь воспроизведенной в Новое время, в эпоху /Просвещения.

Эти и были демократы первого призыва. В их среде зародился либерализм, социализм, консерватизм - основные идеологии Нового времени. Сегодня на Западе родился новый тип интеллектуала, предметом критики которого стало массовое общество, повлекшее за собой и кризис демократии в ее либеральном понимании. Идеалы Просвещения обнаружили в этой ситуации определенную ограниченность и недостаточность, что послужило поводом для их постмодернистской критики. На первый план выходит защита интересов и прав человека в сфере не только его приватной, частной жизни, но и жизни публичной, общественной, в сфере образовательной и креативной деятельности, обеспечивающей его выживание как духовного, культурного и социально активного существа. Это как бы новый виток демократизации общества. Здесь мало быть  просто либералом в его классическом – просветительском – понимании, но требуется ориентация на качественно новые цели и задачи.

Русские демократы вынуждены решать обе эти проблемы. С одной стороны, они должны бороться с извечным российским сервилизмом, с сохраняющейся традицией самовластия и подавления гражданских свобод, с другой - отвечать на антидемократические вызовы массового общества. Как совместить эти задачи?

Казалось бы, в том и другом случаях их главным противником является бюрократия. Но и бюрократия бывает разная. Победить бюрократию в современном обществе вряд ли возможно. Важно, чтобы сама бюрократия стала современной, т.е. рациональной, функционирующей по общим и понятным для всех правилам и законам, не выходящей в своей деятельности за рамки правового поля. Трагедия не в том, что мы бюрократизируемся, а в том, что наша бюрократия все еще живет в традициях неподконтрольной обществу, не правовой власти. Эту проблему не решишь одними лишь уличными протестами и демонстрациями. Она более сложная и требует, действительно, правового реформирования всей системы государственного управления.

Но и это еще не вся проблема, решаемая современной демократией при переходе к постиндустриальному обществу. Пока наши либералы пекутся о пополнении рядов среднего класса, понимая под ним класс мелких и средних предпринимателей, на авансцену истории выходит новый класс, получивший название «креативного», объединяющий в себе работников интеллектуального и творческого труда. Им движет потребность в обретении не просто частной собственности, но более качественного  образования, свободного доступа ко всем источникам информации, условий и возможностей для реализации своих способностей и талантов. Общество, в котором этот класс займет ведущее место, а интеллектуальный труд и культурный капитал станут главным источником дохода и социального престижа, очевидно, и есть общество будущего.

Такое общество рождает потребность и в новом типе политической элиты, сочетающей в своей деятельности ценности либерализма и левого движения, которое, по моему мнению, должно в современных условиях руководствоваться интересами именно этой  - наиболее интеллектуально и духовно продвинутой - части общества. Наши либералы должны более внимательно присмотреться к тому, чем сегодня является левая идея, тогда как левые должны взять на вооружение все то, что есть ценного в либеральной идеологии. Только такой синтез, по моему мнению, характеризует современную политическую элиту в ее стремлении к демократическим преобразованиям, и только он может обеспечить в России их успех. На этом я, пожалуй, и закончу.