Дробижева Л.М.

Проблема, которую поставили на обсуждение в Горбачев-Фонде, несомненно, актуальна. Когда мы собираемся здесь, то чувствуем, что работаем на разных площадках – гуманитарных, аналитических, - и слышим совершенно разные оттенки интереса к той или иной проблеме. И невольно вспоминаются слова Окуджавы: каждый пишет, как он слышит, каждый слышит, как он дышит.

Мне хотелось, прежде всего, уточнить, о чем мы хотим говорить. Если мы хотим говорить об интеллигенции, то интеллигенция – понятие, которое сейчас в науке совершенно не структурировано. В повседневном употреблении оно уходит в оценочное определение, и, что такое интеллигенция, мы не можем понять. Потому что если мы говорим о профессионалах, то это профессионалы с соответствующим набором индикаторов (показателей). Они теперь так и называются - профессионалы: те люди, которые имеют соответствующее образование, знают компьютер, иностранный язык, умеют водить машину, ну и по соответствующим нормам специальности выполняют свою работу. Это профессионалы. Другое дело - понятие интеллигенция, - которое никто сейчас не определит. Потому что сейчас это становится больше гуманитарным понятием. И думать, что это какая-то общественная сила, которая может стать опорой в общественных движениях, – значит быть достаточно опрометчивым.

Второе – это позиции демократии, тех общественных сил, которые должны ее поддержать. В этом отношении я просто реагирую на те выступления, которые были. Если человек больной, и ему все время говорят, что он болен, то он значительно чаще не будет выздоравливать, тем тот, который будет знать о том, что он болен, но есть надежда на выздоровление, и если он будет оптимально вести себя, то добьется успеха. Это медики доказали экспериментально.

Если по радио и здесь мы слышим только о нашей моральной несостоятельности, люди не будут думать, что у них есть силы для того, чтобы что-то сделать.

В то же время мы находимся в ситуации, когда все данные, которые получаем по результатам опросов (я представляю Институт социологии), все-таки противоречат только пессимистическим оценкам. Говорят, что гражданского общества у нас нет, но в ходе опросов люди отвечают, что они ощущают себя гражданами России. Говорят, между прочим, так же, как говорят жители Германии и Италии. Э.А. Паин ссылался на европейское сравнительное исследование 2005 года, сейчас мы имеем данные 2006 года. И видим, что эти данные повторяются. И так же, как в других странах, люди, которые называют себя гражданами, одновременно говорят о том, что быть гражданином, - значит чувствовать ответственность за свою страну.

Конечно, социологические опросы - одни – более репрезентативные, другие – менее репрезентативные и качественные. Но если идут регулярно повторяющиеся данные, то это все же убедительный факт. Вот два социологических исследования: Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения (его с российской стороны в нашем Институте социологии ведут Козырева П.М. и М.С. Косолапов) и Европейское социальное исследование дают одни и те же данные: 65% респондентов чувствуют себя гражданами России, 60% - чувствуют ответственность за судьбу страны. Значит, какие-то изменения происходят.

Говорят, почему вы надеетесь на средний класс, у нас его нет. Но все-таки идут повторяющиеся данные: где-то 9% - это те, которые постоянно бедные, на них никакого реформационного подъема ждать нельзя. Еще 10-20% - это те люди, которые постоянно чувствуют какую-то нехватку. Кое-кто из них может быть инновационен, но не многие. Но есть где-то около 20 процентов тех, кто по всем исследованиям (и о них говорил Иван Курилла) чувствуют ответственность за свою судьбу, готовы рисковать, повышать квалификацию, продолжать образование, проявлять предприимчивость, инициативу. Именно такие люди в 1998 году предприняли какие-то действия для выхода из кризиса. Еще 10-20 % по разным оценкам, у которых какого-то одного признака среднего класса нет, но другие есть. Это – резерв. Короче, я призываю всех видеть более широко и объективно.

И один теоретический вопрос, о котором начал говорить Эмиль Абрамович. Мне очень жалко, что он не успел проговорить его в целом. Это вопрос о тех слоях гражданского общества, которые более-менее начинают чувствовать себя ответственными за судьбу страны, на которых можно  опираться. И в связи с этим вспомним, о чем говорил Кувалдин, - российский проект. Я немножко прочитала у Паина и знаю его мнение. Он ставит вопрос о том, что этой общественной силой, которая будет формировать новую политическую нацию, все-таки должна быть какая-то культурная целостность. Но никакой другой культурной целостности, кроме той, базой, которой является городская, русскоязычная культура, мы не найдем, потому что ее ценности и ориентации уже доминируют в обществе. Первые автомобили тоже были в виде карет, чтобы людям было в них привычно садиться.

Вопрос только остается в том, где этот российский компонент будет «окучен»? Он будет действовать в виде Русской партии, Движения против нелегальных иммигрантов или в другом варианте, просто как некая культурная основа гражданского общества? Мне кажется, что шанс для такого варианта есть. Спасибо.

Паин Э.А. Можно мне взять 30 секунд для прояснения своей позиции? Мое вступление было воспринято как пессимистическое и даже как отрицающее достижения и саму возможность демократизации нашей страны. Это недоразумение.  Мое выступление все же лишь продолжение доклада, который был разослан все участникам «круглого стола». Доклада, посвященного полемике с идеей культурной предопределенности, фатальной предопределенности нашего пути. Дескать, Россия – страна традиционная и эта традиция исключает возможность ее демократизации. Я же пытался показать, что как раз традиция у нас и разрушена. Я говорил только о том, что те механизмы, которые ответственны за передачу традиций, как раз и не работают. Это вовсе не значит, что я говорю про выжженную землю и разрушенную политическую систему.

Надеюсь в конце высказать свое мнение о перспективах развития российского общества. Пока же хотел просто прояснить, что в моей-то речи не было никакого пессимизма, а говорилось только о том, что предопределенности-то как раз и нет, и разговор об этой цивилизационно-культурной предопределенности бессмыслен по многим причинам. Мы страдаем не столько от традиционализма, сколько, извините, от отсутствия традиций, в том числе и тех традиционных институтов, из которых вырастают и новые гражданские. Но об этом потом.