Медведев Р.А. Доклад не был «закрытым»
Я хотел бы остановиться на некоторых вопросах с учетом того, что уже было здесь сказано. Думаю, что сам термин «закрытый» или «секретный» по отношению к докладу Н.Хрущева на ХХ съезде мы можем употреблять лишь с многими оговорками. Ибо в действительности доклад не был по-настоящему ни секретным, ни закрытым. В странах Запада доклад Хрущева был опубликован, а в СССР прочитан перед самыми многочисленными аудиториями.
Я хорошо помню эти дни. В небольшой сельской школе Ленинградской области, где я тогда работал директором, было получено предписание: всем учителям собраться на следующий день в 4 часа дня в «красном уголке» соседнего кирпичного завода. Пришли также многие рабочие завода, руководители животноводческого совхоза и рыболовецкого колхоза, работники железнодорожной станции. Лишь небольшая часть присутствовавших состояла в КПСС. Открывший собрание работник райкома партии сказал, что прочтет полный текст секретного доклада Хрущева на съезде партии, но не будет отвечать на вопросы или открывать прения. Никто из нас не должен делать никаких записей. После этого началось чтение небольшой брошюры в красном переплете. Все мы слушали доклад внимательно и безмолвно, почти с ужасом. Когда была прочитана последняя страница, в комнате еще несколько минут стояла тишина. Затем все начали молча расходиться. Подобные собрания прошли в марте и апреле в десятках или даже сотнях тысяч аудиторий.
Сокращенная версия или изложение доклада были опубликованы на Западе через несколько дней после ХХ съезда. Кажется, в июне 1956 года Госдепартамент США распространил полный текст доклада Хрущева в переводе на английский язык. У нас в стране доклад не публиковался, но «достать» его было можно. Я, например, получил полный текст доклада Хрущева от старого большевика Евгения Петровича Фролова, который в 1956 году был парторгом журнала «Коммунист». Ему поручили прочесть этот доклад в редакции. Получив текст, он заперся в своем кабинете и в течение ночи перепечатал весь доклад. Мы познакомились с Фроловым в начале 60-х годов, и он передал мне один экземпляр текста. Распространялся доклад и в форме брошюры Политиздата, хотя в действительности Политиздат его не издавал. Видимо, это было какое-то «пиратское» западное издание. В 60-70-е годы у меня читали этот доклад многие из бывших лагерников. Они вернулись в Москву после реабилитации, но уже не могли прочесть тот доклад, который их освободил. В райкомах говорили, что там доклада уже нет, что все его экземпляры уничтожены.
В советской печати доклад Хрущева был опубликован, как известно, лишь в 1989 году в журнале «Известия ЦК КПСС». Для многих людей, прочитавших этот документ только в 1989 году, он может показаться недостаточно глубоким, неполным, даже поверхностным. Однако в контексте событий 50-х годов доклад стал переломным явлением в жизни не только КПСС и советского общества, но и всего международного коммунистического движения. Он заметно повлиял на историю СССР, Китая, стран Восточной Европы. Стал главным событием в жизни и деятельности самого Н.С.Хрущева. Многие молодые люди называли себя позднее «поколением ХХ съезда».
На всех, кто в марте 1956 года слушал в разных аудиториях доклад Хрущева, он произвел огромное впечатление. Нельзя сказать, что мы вообще ничего не знали о репрессиях 30-40-х годов или о поражениях Красной Армии в 1941-1942 гг. Мой отец был репрессирован в 1938 году. Я никогда не верил в его виновность. Были арестованы и многие из его друзей и хороших знакомых нашей семьи. Отец писал письма из лагерей Колымы. Он смог даже переслать нам большое заявление на имя В.Молотова, в котором говорилось о применении пыток на следствии, бесчеловечных условиях заключения. У многих моих друзей и знакомых родители также были арестованы. Но мы мало об этом говорили. Обсуждение репрессий сталинских лет, поражений в войне, жестокостей коллективизации и т.п. – все это могло кончиться репрессиями, это была запретная тема. Я был учителем истории, но в моих рассказах о временах войны и предвоенного строительства тема репрессий и поражений не поднималась, мы должны были говорить об этом очень уклончиво и кратко, сразу же переходя к изложению великих побед. И вот все эти вопросы сразу же стали предметом обсуждения, если не в печати, то среди друзей, в коллективе. У нас в школе было несколько фронтовиков, для них это были очень болезненные темы. Изменилась атмосфера в коллективе. И для нас началось то, что получило позднее название «оттепели». Это была, действительно, еще не весна, а оттепель, так как «заморозки» начались уже в самом конце 1956 года во время венгерских событий. Однако та атмосфера, которая существовала в обществе до ХХ съезда, уже не могла вернуться.
Большое значение для общества имели и реабилитации, начавшиеся после съезда. Правда, они проводились еще с 1953 года, но шли медленно. После ХХ съезда реабилитации приняли массовый характер. Моя семья направила заявление о реабилитации отца еще в 1954 году, но реабилитировали его посмертно в 1956 году. Посмертная реабилитация была проведена, видимо, в отношении нескольких миллионов человек, а сотни тысяч были освобождены из лагерей и ссылок. Даже в нашу школу из райкома прислали одного немолодого преподавателя с просьбой принять его на работу. Он только недавно вышел из-за колючей проволоки по реабилитации, его семья, видимо, погибла. Этот преподаватель, раньше работавший в вузе, был крайне замкнут, боялся что-либо нам рассказывать.
Я не знаю точных цифр по реабилитациям: сколько людей вернулось к своим семьям, сколько было реабилитировано посмертно, сколько сразу после ХХ съезда и сколько позднее. Некоторые реабилитации происходят даже сегодня. Один из моих знакомых, историк П.И.Негретов, проживающий в Воркуте, был реабилитирован украинскими властями только осенью 1995 года. Сегодня делается много попыток преуменьшить число пострадавших от сталинских репрессий и масштабы принудительного труда. Думаю, даже в 1956 году в лагерях оставалось не менее 2-3 миллионов политзаключенных. Еще больше людей умерли или были уничтожены в заключении в 1937-1955 гг.
Как готовился доклад Хрущева? Об этом до сих пор идут споры. Вопрос о преступлениях прежних лет поднимался несколько раз еще до ХХ съезда. Даже при Берии в апреле 1953 года были пересмотрены дело «врачей-отравителей» и «дело Михоэлса». В 1954 году – «Ленинградское дело» и «дело Еврейского антифашистского комитета».
В декабре 1954 года в Ленинграде состоялся открытый суд над группой ближайших сподвижников Берии во главе с бывшим министром государственной безопасности В.Абакумовым. Аналогичные процессы над ветеранами НКВД-МГБ прошли в Баку и Тбилиси. Почти все подсудимые были приговорены к расстрелу. За 1954-1955 гг. было реабилитировано около десяти тысяч человек. Нарастало давление на власти со стороны родных и близких, а также самих политзаключенных. В стране было мало семей, не затронутых репрессиями, а в лагерях томились миллионы ни в чем не повинных людей. Волнения заключенных вспыхивали в Карелии и Воркуте, их крупные восстания потрясли Норильск и Кенгир.
В 1954-1955 гг. при ЦК КПСС были созданы комиссии для изучения некоторых репрессивных акций сталинского режима, а также для анализа ситуации в системе ГУЛАГа. Обобщать эту работу было поручено секретарю ЦК КПСС П.Поспелову, одному из наиболее активных пропагандистов культа Сталина. Тем не менее возглавляемая им комиссия не могла не указать на множество злоупотреблений властью со стороны Сталина. Докладная записка Поспелова была подготовлена еще до ХХ съезда, и именно эту записку смогли прочесть члены Президиума ЦК. Однако документ Поспелова существенно отличается от доклада Хрущева, который мы сейчас знаем.
Доклад является более резким в оценках и более широким по охвату событий. В «Известиях ЦК КПСС» говорится, что доклад «О культе личности» был утвержден или одобрен еще перед съездом и что вопрос о включении этого доклада в повестку дня съезда был решен пленумом ЦК еще 13 февраля 1956 года. Некоторые историки утверждали, что именно на этом пленуме было решено также, что доклад прочтет на съезде не Поспелов, как предлагал Хрущев, а сам Первый секретарь ЦК.
В мемуарах Хрущева содержится другая версия: он утверждает, что члены партийного руководства в своем большинстве были против доклада о культе личности и что решение о таком докладе было принято на самом съезде незадолго до его окончания под давлением Хрущева.
Можно предположить, что обе точки зрения в чем-то справедливы. Повестка дня съезда обсуждалась 9 и 13 февраля 1956 года. Однако пленум ЦК не мог утвердить доклада о культе личности, так как его текст был еще не готов. Члены ЦК могли познакомиться лишь с запиской Поспелова. Рабочий вариант доклада о культе личности передали Хрущеву только 18 февраля, т.е. уже после начала съезда.
По свидетельству В.Наумова, Хрущев принял этот текст за основу и на следующий день надиктовал свой вариант доклада. Кто был ознакомлен с этим текстом и как он обсуждался? Неясно. Можно предположить, что такого обсуждения не было. Кроме того, при чтении доклада Хрущев часто отрывался от текста и говорил многое «от себя». К тому же ни в каких партийных архивах, по свидетельству И.Михайлова, готовившего публикацию доклада в «Известиях ЦК КПСС», нет никаких черновиков или первоначальных вариантов доклада, а имеется лишь та красная книжица с грифом «Не для печати», по которой доклад Хрущева читался по всей стране. Так что вряд ли у нас имеются основания отрицать личную заслугу Хрущева в подготовке и прочтении доклада 25 февраля 1956 года.
