Л. Попкова

Людмила Попкова, доцент Самарского государственного университета

Феминистский политический дискурс в XXI веке: повестка дня для России

     Включение термина «феминизм» в тематику российских конференций пока еще редкость, и все же это говорит о том, что мы медленно, но неуклонно продвигаемся в сторону развитых демократических стран, где это понятие давно никого не пугает. Можно понять особенную настороженность к движению в постсоветских обществах, где насыщенность «измами» предыдущей эпохи (типа социализм, коммунизм, коллективизм, интернационализм) рождает такое отторжение. Кроме того, часто те, кто исповедует  идеологию феминизма, хотят видеть себя сильными и контролирующими ситуацию, а не жертвами несправедливости, какими подчас  предстают сторонники движения в общественном сознании. Поэтому в публичной риторике они избегают самого термина. Однако если быть  внимательными к сути мировоззрения человека, можно обнаружить, что тех, кто разделяет взгляды феминисток, гораздо больше, чем это кажется на первый взгляд. 

Дилемма феминизма

     Я хотела бы остановиться на некоторых проблемах, которые находятся в центре политического дискурса феминизма и поставить вопрос, каким образом новые теории  соотносятся с практиками и задачами мирового феминистского движения, а также с общей гражданской активностью женщин в  разных странах, включая Россию?
    Если определять феминизм как  базовое, общее понятие идеологии равенства и освобождения женщин от разных форм угнетения, то, соответственно, встает вопрос: какие пути  достижения свободы жизненной самореализации, равных прав и  возможностей для женщин и мужчин предлагают политические концепции феминизма?  Те, кто мало знаком с этим явлением,  обычно не представляют всего многообразия идейных течений, теорий и направлений, обозначаемых как феминизм.
     С момента возникновения движения 150 лет назад либеральный, социалистический, а затем радикальный и  культурный феминизм предлагали разные пути освобождения,  делая упор на ту или другую сферу жизнедеятельности, где, по мнению их сторонников, были наиболее сильны дискриминационные практики. Современное состояние теоретического дискурса  иногда характеризуют как «постфеминизм», который  обострил идейно-политические дискуссии  и потребовал критического переосмысления многих прежних концепций  феминизма. Второй важный момент, который необходимо помнить: известно, что во всех университетах и  академических сообществах развитых демократических стран феминизм уже несколько десятилетий существует как институциализированная область нового научного знания.
     Современные феминистские социальные теории и связанные с ними гендерные исследования,  развиваясь в течение 40 лет, предлагают по-новому посмотреть на социальную реальность. Для тех, кто мало знаком с этими подходами, наиболее пугающим выглядит то, что феминизм позиционирует себя ангажированной теорией, которая, объясняя причины социального неравенства, практик исключения и  дискриминации, причины существования  господства и угнетения, также заявляет о программах и проектах по искоренению патриархатной гендерной системы.
    Основная проблема, которая досталась современным политическим феминистским концепциям от дебатов прошлого века, это  дилемма равенства и различия.  Либеральное требование равенства, понимаемого как тождественность или одинаковость индивидуальных прав и статусов, вступало в противоречие со стремлением сохранить или учитывать групповые различия между людьми. Либеральный феминизм в своих политических проектах стремился игнорировать различия, делая основной акцент на установление  единого правового стандарта по отношению ко всем индивидам, независимо от пола. При этом сам стандарт уже существовал в господствующей социокультурной системе по отношении к мужскому образцу.
     Впоследствии радикальный феминизм сделал ставку на акцентирование групповых  различий между полами.  Поскольку женский социальный опыт и система ценностей отличаются от мужской культуры, то вставала задача формирования особого женского политического взгляда на мир и  новых проектов освобождения от всех форм мужского господства. Феминизм стал пониматься как культурное движение женского сопротивления, которое бросает вызов социальному порядку и мужскому доминированию. Акцентирование женского, отличного от мужского, противопоставлялось стремлению выстроить женскую идентичность по мужской модели с  целью утверждения социального равенства. В западных странах на смену гендерно-нейтральной государственной политике приходит правовая и социальная политика, чувствительная к гендерным различиям.  В политическом дискурсе  тема единого женского опыта, всеобщего «сестринства» и женской солидарности  разрабатывается в качестве теории и практики мирового женского движения.    
      Одновременно с этим процессом, в 1980- годы проблематика «различия» в политических концепциях феминизма начинает обретать новые смыслы, наиболее актуальные для  современных теоретических дискуссий. Включившись в борьбу за равноправие, новые группы женщин из расовых и этнических меньшинств в развитых демократических странах, участницы движения в бывших колониях поставили под сомнение универсальную категорию женского опыта. Существующие теории, по их мнению, были построены исключительно на основе анализа опыта образованных белых женщин среднего класса западных стран, тех социальных слоев, кто стоял у истоков движения за женскую эмансипацию. В то же  время собственный опыт представительниц меньшинств - особый опыт угнетения на основании класса, расы, национальности - требовал дополнительного осмысления и включения в освободительный феминистский проект. На повестку дня был поставлен вопрос: может ли  категория «женщины» служить единственным основанием для женской политической идентичности и  выстраивания  политических коалиций?  Таким образом, проблема множественности идентичностей индивида и требование признания права на особость выдвигается на передний план теоретического дискурса.

Феминистский дискурс и политические задачи женского движения в России

     Современная теоретическая проблема сосуществования множественности идентичностей индивида является исключительно актуальной для России. Когда мы начинаем разговор о социальной активности и политическом участии российских женщин, неизбежно возникают темы  женской солидарности, объединения в единую организацию «всех женщин» или «почему  женщины не голосуют  женщин-кандидатов на выборах». Однако в свете современных дебатов, существующих в феминизме, ключевым, на наш взгляд, оказывается вопрос: не являются ли различия между самими женщинами  подчас более значимыми, чем общность их интересов?  Женщины разделяются по статусу, классу, этничности, конфессиям, возрасту, и с этой точки зрения правомерно поставить вопрос, может ли идентичность по признаку пола служить основанием для создания политических коалиций, солидарности и социальных движений?
     На наш взгляд, главная слабость исследовательниц и активисток женского движения периода постсоветской России,  состоит в том, что и те и другие почти не  стремятся и даже опасаются концептуализировать  свой собственный, особый опыт сопротивления практикам дискриминации в период постсоциалистической трансформации. Нам всем не хватает открытого и честного разговора на эту тему – публичных дискуссий, а не деклараций.
     Когда встает проблема консолидации женской активности, голосования на выборах,  часто слышны аргументы в пользу  создания женской политической партии. Однако что может стать идеологической основой для объединения в партию?  Смогут ли выдвинуть совместную программу, например, сторонницы  Либерально-демократической партии России (лидер партии - В. Жириновский)  и  сторонницы партии «Яблоко» (лидер партии – Г. Явлинский)?  На этот вопрос, скорее, нужно ответить отрицательно.
     Исходя из взглядов, развиваемых в современных радикально-демократических феминистских теориях, более перспективной предстает задача выстраивания новых коалиций против любых видов угнетения. Включение в теорию и практику концепций «различия» приводит к расширительному толкованию феминизма как политики, оспаривающей в целом  господствующую в современном мире систему доминирования и  практик  социального исключения. Это означает, что человек, подвергающийся дискриминации по любому поводу, возраста, конфессиональной, этнической, сексуальной принадлежности является потенциальным союзником нового освободительного движения. Стремясь учитывать множественность идентичностей и переплетение различных практик угнетения, феминистские авторы отвергают упреки в подрыве женской солидарности, полагая, что поиски в этом направлении будут способствовать ответу на глобальные вызовы XXI века. Для России, переживающей переломный этап своей истории и по-прежнему являющейся одним из ключевых «игроков» на мировой арене, эта перспектива является исключительно актуальной
     Другой аспект традиционной либеральной дилеммы равенства и различия выявился в связи с постановкой рядом социальных движений задач нового типа. Они были обусловлены тем, что эгалитарное требование перераспределения политических и экономических ресурсов для всех граждан совместилось со стремлением разных групп сохранить свою особую культурную идентичность, признать их право на  различие. В сфере гражданских прав эти группы настаивали на одинаковом стандарте отношения, т.е.речь должна идти о стирании различий, а в культурно-символической сфере требовали признания, т.е. закрепления особой  системы ценностей, норм, образа жизни. По существу,  политика мультикультурализма, которая уже более 40 лет  утверждается в западных странах, направлена на решение второй задачи. Борьба за признание идентичности, основанной, в том числе и, на гендерной принадлежности, одновременно с ликвидацией социально-экономической несправедливости оказалась в центре политического дискурса. По мнению Шейлы Бенхабиб, одного из самых известных политологов, разрабатывающих эту тему, современная приверженность демократической  эгалитарности  неизбежно требует взаимной притирки культурных различий в рамках политико-правовых институтов и практик. Либерализм должен сочетаться с навыком воспринимать «особость» других групп. Права личности и другие демократические принципы необходимо периодически ставить под сомнение и переформулировать, чтобы сохранить и обогатить их изначальное значение. Права женщин находятся в центре современных межкультурных конфликтов, ставящих под сомнение символический порядок и потому вызывающих мощный эмоциональный отклик. Выдвинутая мультикультурализмом идея сохранения особых прав может быть направлена на борьбу против несправедливых, неэгалитарных обычаев и практик в отношении женщин.
     Эта проблема  бурно обсуждается, например, в исламском феминизме. Мусульманские женщины в западных странах могут отстаивать свое право на ношение платка, но при этом выдвигать достаточно радикальный проект по переустройству общества.  Предполагать, что смысл их действий состоит только в религиозном вызове светскому государству, значит ограничивать возможность этих женщин самим определять смысл своих действий. В то же время возникает  другая принципиальная проблема:  дискурсы, существующие в рамках либерального государства, равно как и в рамках групп, отстаивающих право на свою культуру, ведут к маргинализации женщин, делая их объектами, а не субъектами политических, правовых и культурных процессов. Бурные и достаточно жесткие дебаты по этим вопросам в мировой феминистской мысли пока еще не вошли в российский дискурс. Вместе с тем их актуальность для России очевидна, поскольку любой культурный проект и все, что связано с культурным разнообразием, неизбежно становятся политической задачей  женских организаций, которые работают в этом пространстве, хотя и не позиционируют себя в качестве политиков.
    Еще одна важная проблема, которая обсуждается в современном феминизме , - это проблема власти. Речь идет о новом подходе к ее определению. Традиционное определение власти – конкуренция, господство, доминирование, ресурсы и т.д. Ему противопоставляется феминистское понимание власти как ресурса для того, чтобы сделать что-то для улучшения. В связи  с этим  возникает проект феминистской этики заботы. Власть  выступает не как подавление, а как забота. Многие женские организации на низовом уровне занимаются именно этим. Они осуществляют эту практику заботы – заботы, в том числе и в сфере политической деятельности. Но в этом случае особую важность приобретают политические акценты. Так, если женщины-политики и активистки рассматривают свою работу как дополнительную по отношению к важным промышленно-финансовым вопросам, то таким образом их собственная роль в политике также выглядит малозначимой и второстепенной. Они  могут выбрать другую стратегию : «я, как женщина и как мать - защитница, буду заниматься социальным сектором, детьми, бездомными, семьей, но не экономическими или военными вопросами, поскольку это - не женское дело. Такое политическое позиционирование ведет к закреплению сложившегося гендерного порядка, подчиненного положения женщин, в том числе и в политической сфере.  Феминистский акцент и феминистская стратегия будет состоять в том, что социальная политика, забота о детях, о беспризорных является политически более важной задачей, чем наращивание обороноспособности нашей армии и увеличение количества танков, ракет и т.д. Напротив, проблема беспризорности,  рассматривается как глобальная  проблема «молодого, злого поколения», лишенного доступа к основным ресурсам, как проблема социальной безопасности страны, угрозы экстремизма и терроризма. Это и есть феминистский проект другой политики и другой власти.
    Если бы женские организации и женщины - политики четко формулировали свою позицию, то какой бы радикальной по своему содержанию она не была,  но  могла стать привлекательней в силу своей внятности.  Расставление  точек над «и» дает основу для привлечения новых социальных сил к феминизму как к проекту, направленному против любых видов угнетения и любых видов исключения. Это именно то, чего так не хватает российскому женскому движению в целом и женщинам, стремящимся к политическому лидерству в России.